Любовница по контракту
Шрифт:
Она и не подозревала о том, что просит о чем-то, но вдруг поняла, что хочет, чтобы он остался и защитил ее от бушевавшей за окнами стихии.
А от той, что внутри? – промелькнуло у нее в голове.
– Ладно, я посижу здесь, пока ты не уснешь, – неохотно согласился он странно отрешенным голосом.
Сюзанна скользнула под пуховое одеяло, прислушиваясь к гулкому биению сердца, отдававшемуся у нее в ушах.
Паскуале присел на край кровати, как можно дальше от нее.
– А теперь спи, – проговорил он тихо. – С тобой ничего не случится, пока я здесь.
Проснувшись,
Она не могла устоять. Просто не могла ничего с собой поделать. Подняв голову, она поцеловала его в шею, а он, вздохнув, пошевелился и, лениво протянув руку, захватил ладонью ее грудь вместе с тонким шелком ночной рубашки и стал гладить набухающий сосок.
Потом он расстегнул ночную рубашку, обнажив ей грудь и шепча что-то на своем родном языке.
Она не разбирала слов, но воспринимала чарующий ритм итальянского языка почти как поэзию. А потом он стал целовать сосок, и она содрогнулась, когда его рука скользнула вниз и подняла край рубашки выше колен.
Он стал целовать ее в губы долгими, настойчивыми и глубокими поцелуями. Сюзанна разомкнула губы, будто уже с рождения знала, какого он ждет от нее ответа.
Он засмеялся хриплым смехом, в котором слышались и восхищение, и неприкрытое желание, и стал гладить ее нежную кожу на внутренней стороне бедра, вызвав у нее восторженный стон. Ее желание стало ей неподвластно, и она еще теснее прижалась к нему.
Он опять засмеялся и, взяв ее руку, положил на пояс своей пижамы, не скрывавшей возбуждение его плоти, тихо шепча ей на ухо что-то бессвязное.
Ее знание итальянского было поверхностным, но она поняла его желание – руки говорили за него, а настоятельная мольба, звучавшая в голосе, была понятна так же, как если бы он говорил по-английски… Раздень меня…
Сюзанна будто знала с рождения, что надо делать. С легким стоном она просунула руку под пояс пижамы, нисколько не смущаясь тем, что делает. Взяв своей рукой твердую шелковистую плоть, она стала нежно водить пальцами вверх и вниз, приходя в неописуемый восторг от отрывистых постанываний Паскуале.
Проявляя неожиданную настойчивость, он стянул с нее рубашку, и она вдруг поняла, что будет дальше. Паскуале собирается овладеть ею.
Прямо сейчас.
Приподняв ее голову, он склонился над ней и стал осыпать поцелуями, под градом которых она готова была разрыдаться от счастья. Она любит его – да, любит! Она готова умереть ради него.
– О, Паскуале, – прошептала Сюзанна в экстазе. – Паскуале!
Услышав свое имя, он замер. Прозвучавшая в ее словах мольба, казалось, заставила его очнуться, и эротические чары развеялись будто дым.
Паскуале широко открыл глаза и с нарастающим ужасом посмотрел ей в лицо.
Она увидела, как исказились его черты, отражая борьбу разума и плоти. На мгновение ей показалось, что разум отступил: яростный взгляд остановился на ее набухших сосках, и он готов был овладеть ею вопреки всему.
Но мгновение прошло. Он отшатнулся от нее, как от чего-то невообразимо отвратительного, и она была потрясена до глубины души выражением неприкрытого отвращения на его лице.
Натянув дрожащими руками пижаму, он обернулся к ней. Лицо его было холодным, как мрамор.
– Ах ты, дрянная соблазнительница! – воскликнул он, а потом прошептал, тоже по-английски, чтобы быть уверенным, что она поняла каждое убийственно звучавшее слово: – Маленькая интриганка, соблазняющая томным взглядом, золотистыми волосами и надушенным телом! Не сомневаюсь, ты знаешь, что мужчины часто говорят о таких, как ты. А иногда и мечтают именно о таких – зрелых, желающих и умеющих удовлетворить все их фантазии. Но знаешь что, Сюзанна? Мне горько сознавать, что я почти переспал с девушкой, так мало ценящей свое тело. Боже мой! – Он недоуменно покачал головой. – Тебе всего семнадцать! Когда же, черт возьми, ты начала?
Ей пришлось все это выслушать. Но разве у нее был выбор? Она представила, с каким презрением он встретил бы ее признание, что она девственница, особенно если учесть, как она себя только что вела. Как она могла оправдать свое неприличное поведение? А признаться ему в том, что она влюбилась в него, значило лишь вызвать к себе еще большее презрение.
Паскуале метался взад-вперед по комнате, а когда остановился, чтобы снова посмотреть на нее, она поняла, что последние признаки страсти улетучились. Судя по выражению его лица, она значила для него не больше раздавленной букашки.
– И такой женщине я позволил дружить с моей сестрой! – гремел он. – Позволил привезти ее в мой дом! Неудивительно, что отметки в ее табеле за последнюю четверть такие плохие. И что на уме у нее одни дискотеки да мальчики…
Темные глаза Паскуале стали почти черными от светившегося в них холодного отвращения.
Сюзанна хотела было возразить против несправедливого обвинения в дурном влиянии на Франческу, но воздержалась. Не могла же она подставить подругу, заявив, что Франческа сама себе хозяйка и Сюзанна меньше, чем кто-либо, могла влиять на нее в худшую сторону.
Даже если бы она так сказала, Паскуале все равно бы ей не поверил. А почему, собственно, он должен ей верить? После того, как она вела себя с ним? Одно воспоминание о том, что незадолго до этого происходило, заставило ее съежиться.
– Ничего не скажешь в свое оправдание? – тихо спросил он.
Закусив губу, Сюзанна отвернулась, но он подскочил к ней с ловкостью лесного зверя и, схватив за подбородок, заставил поднять голову и встретиться с его враждебным взглядом.
– Слушай меня, и слушай внимательно. – Голос его был угрожающе мягок, и Сюзанна содрогнулась от его прикосновения и уничтожающего взгляда. – Я хочу, чтобы к шести часам утра ты собрала свои вещи и покинула этот дом…