Любовница. Война сердец

Сойер Шерил

София трепетала, но он ласкал ее с соблазнительной медлительностью. Он легко касался ее грудей своими губами, позволял следовать своим рукам вдоль ее тела, опуская их все ниже и ниже. Затем его ладони разгладили платье у нее на животе, шелк прилип к ее коже. Казалось, ничего больше не существует, только его прикосновение и ее тело. Благоухающее свежее сено под ней, большие терпеливые животные, все, что ее окружало, — все унеслось прочь и рассеялось в теплом, пыльном воздухе.

Она закрыла глаза, сплела свои пальцы позади его сильной шеи. Ее собственное дыхание подчеркивало слова, которые он нашептывал, выражая новое для нее удовольствие, такое острое, что оно было почти болью. Затем неожиданно, когда она думала,

что больше не может выносить этого, он обхватил руками ее бедра и припал губами к точке ее величайшего желания. Мимолетное прикосновение заставило ее задохнуться и вздрогнуть; затем он склонился над лицом, ища ее взгляд. София лежала, глядя на него широко открытыми глазами, дыхание трепетало у нее в груди. Она начала думать, что на нее снизошло какое-то удивительное волшебство, унеся ее в царство, коего она жаждала и боялась.

— Моя любовь, — он сгреб ее в охапку и неистово сжал, шепча ей в ухо. — Моя любовь, где бы я ни был вдали от тебя, я говорю себе, что должен заботиться о тебе. Но когда бы я ни видел тебя, все, что я хочу делать, это заниматься с тобой любовью.

София обвила руками его голову. Ее грудь была прижата к его, ее кожа горела огнем, а глаза были закрыты.

Спустя мгновение она открыла глаза и увидела у него за плечом огромную, наполненную тенями комнату, силуэты лошадей, высокие деревянные двери. Свет, который проникал из-под карниза, стал более приглушенным, когда день начал клониться к вечеру, и фигуры под ним становились неясными. Но они представляли собой реальный мир — конюшни, дом и людей, которые окружали ее, любой из них мог открыть дверь и войти в пространство, которое сейчас принадлежало только им.

София вздохнула и погладила его волосы. Его руки ослабели, он отодвинулся и читал выражение ее глаз.

Не говоря ни слова, он поднял ее и снова усадил на дубовый сундук. Преклонив колени, он очищал ее накидку и платье, смахивая пыль и солому ловкими движениями пальцев. София сидела неподвижно и смотрела на него, словно никогда больше не увидит эти черты, словно она должна попрощаться с ним навсегда.

Наконец, она собрала свои волосы в пучок спрятала их под шляпку. Жак, нежно глядя на нее, поправил выпавшие пряди, кончики его пальцев ласково касались ее шеи. София поцеловала его ладонь.

Когда он убрал свою руку, она тихо произнесла:

— Я думаю, тебе пора идти.

Десерней ответил:

— Я вернусь завтра, моя любовь. — Он поклонился и поцеловал ее в лоб, затем повернулся на каблуках и вышел в дверь.

София еще долго сидела, не в силах подняться. На другом конце конюшен она услышала его голос и голос Митчелла, а затем копыта Мезрура прогромыхали по гальке во дворе.

Позже она подняла глаза и увидела Митчелла, стоявшего в дверном проеме глядя в полумрак.

— Как Шехерезада бегала сегодня? — спросила она.

— Чемпион, миледи.

— Я много думала об этом. Я считаю, мы должны опробовать того молодца из Джолифф-корта. Позаботьтесь о том, чтобы он завтра был здесь, пожалуйста.

Глава 20

Париж

Я отправил письмо десятому человеку с курьером. Дата всеобщего смотра назначена: первое июня. Назначив ее, Бонапарт назвал час своей собственной смерти: полночь, когда он вызвал меня к себе в кабинет.

Я мало вижусь с Фуше в последнее время, что делает конспирацию еще более надежной. В последний раз, когда мы встречались, нам удалось обменяться несколькими быстрыми словами вне пределов слышимости старого Камбасера.

— Мир будет твоим должником, Роберт.

Я прошептал:

— И вашим, министр.

Он покачал головой.

— Я работаю за кулисами. Нужна другого сорта храбрость, чтобы выйти на сцену.

На следующее утро

София проснулась потрясенная. Почти невозможно было поверить в то, что случилось с нею вчера. Она разыскала Гарри и успокоила его, затем позволила ему редкое удовольствие спать рядом с собою в ее кровати ночью. Таким образом она пыталась оградить себя от мыслей о Жаке Десернее. В действительности же она думала о нем много часов подряд. Это было похоже на наваждение. Она лежала без движения, пока сын спал. Ее сознание было наполнено теплом и светом, показывающими, чего она стыдилась. София чувствовала, что связана с его телом настолько сильно, будто она обитала в нем, а он в ней. Она могла вообразить его лежащим без сна, тоже мечтающим о ней: его серые глаза широко открыты, мысли о ней бурлят в его теле, как шампанское. София знала, что если бы она могла встать с постели, отправиться в Джолифф-корт и войти в его спальню, то обнаружила бы его бодрствующим и ожидающим ее, предающимся мыслям о ней, затерянным в царстве, о существовании которого до этого времени она не знала. София понятия не имела, как долго эта одержимость держала ее в плену, потому что неожиданно на нее сошел глубокий сон без сновидений, и когда она проснулась, было поздно. Встав и спустившись вниз к завтраку, она обнаружила, что Гарри полностью одет, накормлен и слоняется по столовой, чтобы составить ей компанию.

Рядом с ее тарелкой лежали письма, одно из которых очень обрадовало ее.

— Дорогой! Письмо от дедушки.

Оно пришло с одной из португальских отправок, которые регулярно прибывали в Нью-Хейвен. София быстро просмотрела его.

— Он скоро будет здесь. Если все будет хорошо, если будет попутный ветер, он прибудет на следующей неделе. — София потянулась за следующей страницей, и в ее голосе прозвучало разочарование. — О, оказывается, нет! Ему поручили транспортировку в Остенде, в Бельгию.

— Ему дали новый корабль? Мы можем увидеть его?

— Надеюсь, что можем. Мы отвезем тебя в Нью-Хейвен и поднимемся на борт.

После этого утро почти закончилось, а ей еще нужно было приготовить для испытаний Шехерезаду и двух других чистокровных верховых лошадей, которые должны были выступать в Эпсон Даунс через несколько дней. Гарри приближался на своем пони, которого вел под уздцы Митчелл, так как она не позволяла ему брать поводья самому.

София сама вела лошадей пешком полмили между домом и гладким пространством дерна, которое всегда было избранным местом для проведения клифтонских испытаний.

Она чувствовала себя возбужденной, в вызывающей дрожью боевой готовности, что заставляло ее осознавать каждое мельчайшее изменение в цветах, движениях и запахах вокруг нее. Неделю назад новость о том, что возвращается ее отец, полностью заполнила бы ее мысли. На сей раз, хотя она и была чрезвычайно рада его приезду, другие чувства преобладали над обычными реакциями.

Тем временем Жак Десерней должен был посетить испытания, она же чувствовала себя абсолютно не подготовленной к этому. Ее собственное поведение днем ранее было настолько не свойственно ей, что она не могла оценить его. Оглядываться же назад было все равно, что смотреть на себя в кривое зеркало.

Что он думал о ней, она не могла даже предполагать. Всего несколько дней назад она сбежала в Брайтон лишь потому, что запаниковала из-за одного сорванного поцелуя. Теперь София чувствовала себя так, словно она никогда не была осторожной или робкой в своей жизни. Она собиралась встретить Жака без следа смущения по поводу того, что случилось с ними накануне на полу конюшни.

Объездчик из Джолифф-корта Филипп уже был там и проинформировал Митчелла, что мистер Десерней придет пешком позже. Новость вызвала у Софии тайный трепет удовольствия, потому что инстинкт говорил ей, что он придет пешком не случайно; как и ей, сегодня ему даже верховая езда покажется слишком пассивной.