Любовник из каменного века
Шрифт:
— А вы не гей случайно?
Доцент сгорбился ещё больше, уткнулся носом в кофейную пенку и пробормотал:
— Я не знаю… Теоретически такая вероятность не исключена, но я не проверял. Я девственник.
С ума сойти!
Перед Ру было неловко. Теперь, засыпая, Вера представляла не красавца-мачо с кубиками на прессе, а скромного и обаятельного увальня. Было в доценте Рудове что-то невыразимо притягательное: добрые влажные глаза, тихий нрав, увлечённость археологией и преподавательской деятельностью. Все разъехались на раскопки,
Вера представляла, как входит в аудиторию, а там никого нет, только Олег Петрович сидит за столом и что-то пишет.
— Я бы хотела пересдать экзамен по истории неолита.
Доцент поправляет очки:
— Похвальное усердие, Верочка. С чего начнём?
Вера усмехается уголками губ и присаживается на край стола, изящно скрестив ножки, обтянутые чёрными чулками.
— А вот с этого, — и ставит лаковую туфельку на гульфик старомодных доцентовых брюк.
Под туфелькой взбухает и твердеет. Какой пылкий девственник!
— Что вы делаете! — говорит Олег Петрович. — Прекратите. То есть продолжайте… О да, да…
На этом фантазия обрывалась, и Вера уплывала в оргазм, ни о чём не думая. Через несколько дней она так соскучилась по Олегу Петровичу, что пригласила его в кино. И тот согласился.
Они договорились встретиться на площади Восстания, и сердце Веры ёкнуло, когда она различила в толпе высокую неуклюжую фигуру. Олег Петрович ускорил шаг и запыхавшись спросил:
— Я опоздал, да? Прошу прощения, час пик, мне пришлось пропустить два автобуса. А маршрутка — слишком дорогое удовольствие.
— Всё нормально, мы успеваем на наш сеанс. Надеюсь, вам нравятся истории про Тарзана? — спросила Вера. — Я с детства была влюблена в этого дикаря. Помню, выпросила у родителей денег, чтобы купить журнал с его фотографией.
— Кажется, ваши пристрастия с возрастом не изменились, — мягко пошутил Олег Петрович, намекая на Ру, а Вера подумала, что в данный момент не дала бы за Тарзана и трёх копеек.
Робкие девственные доценты намного соблазнительнее.
В темноте кинозала она склонила голову на плечо Олега Петровича. Тот не протестовал. Он словно потерялся в экранных джунглях и не замечал ничего вокруг. Приняв такое поведение за молчаливое поощрение, Вера положила руку на круглое колено, а потом украдкой понюхала пиджак Олега Петровича. Он пах дождём и городом. Настоящий питерский пиджак. И настоящий питерский мальчик. Не какой-то там дикарь из неолита.
— Вы мне нравитесь, — шепнула Вера, но Олег Петрович не отреагировал. То ли не расслышал, то ли смутился.
После кино Вера предложила зайти в Макдональдс или другое недорогое кафе.
— О, к сожалению, я не могу составить вам компанию.
— Почему? — спросила Вера с улыбкой. — Я вам не нравлюсь? Хотите побыстрей от меня отделаться?
— Ну что вы, Вера! Как вы могли такое подумать?!
Толпа их обтекала, толкая друг к другу. Олег Петрович был выше на голову, но он так сутулился и переминался с ноги на ногу, что казался одного роста с Верой.
— Тогда почему? Пойдёмте, вы наверняка
Эмалевые глаза доцента блеснули слезами, и Вера догадалась. У доцента в кармане ни копеечки, ему стыдно перед девушкой! Бедный, бедный.
— Я угощаю! Устроим пирушку за мой счёт.
— Благодарю, но…
— А вы расскажете мне о петроглифах! Неужели ваша лекция не стоит гамбургера и стакана пепси?
— Сам я в Норвегии не бывал, но мои коллеги, работающие с наскальной живописью, ездили на раскопки и семинары. Ещё в советское время. Я вчера поднял из архива отчёты тех экспедиций.
— Спасибо! — Вера была тронута. Рылся в архивах ради неё, тратил время. — Приятно, что вы мне поверили. Я боялась рассказывать о своём путешествии во времени, люди могли подумать, что я ненормальная. Ведь даже Олафсону не поверили, а он профессор и всю жизнь изучал петроглифы.
— Кстати, Олафсон сотрудничал с русскими экспедициями.
— Так вот откуда он знает язык!
— Возможно. Он тогда был аспирантом. Именно он обратил внимание учёных на скалу необычной формы, которая получила название Гростайн. В переводе с норвежского это «серый камень». Петроглифов на нём мало и они не такие, как на «бараньих лбах» из серого песчаника.
— Точно! На круглых валунах олени, рыбы, лодки и человечки, а на Гростайне — символы, похожие на письменность. Олафсон сказал, что никто не может их расшифровать.
— Он не соврал. Эти символы настолько необычные, что руководство музея решило изолировать скалу от остальных экспонатов. Построили вокруг неё помещение и пускают туда только организованные группы туристов. А то многие пытались отколоть кусочек на память.
— Ещё бы! Гростайн мерцает и светится, а внутри него плавают разноцветные штуки и взрываются фейерверки. Я бы тоже хотела себе кусочек!
К их столику подошла официантка с тяжело гружёным подносом:
— Бургер с грибами, бургер с сыром, барбекю чикен салат, луковые кольца, картофель фри и два молочных коктейля на десерт.
— А попить? — спросил доцент.
— Напитки без ограничений около кассы.
Олег Петрович с такой жадностью набросился на свой бургер, что Вера застыла. С каким аппетитом он ест! Дежавю. Она сунула в рот луковое колечко и наморщилась, вспоминая, где могла видеть подобную картинку. Из ступора её вывел громкий хруст: Олег Петрович кидал в рот картошку фри и со вкусом чавкал. Вера засмотрелась на его белоснежные зубы и розовые губы. Мысли потекли в ином направлении, далёком от археологии.
— Да, лакомый кусочек, только никому не удалось его заполучить.
— Что? — переспросила Вера.
— Кусочек Гростайна. Даже учёные не смогли взять пробу камня. Хотя они и колотили по нему, и пилили, и пытались заложить в трещину взрывчатку. Ничего не вышло. Трещин не нашли. Гростайн — это монолит, абсолютно цельный и невероятно твёрдый. Его состав так и не был определён. Может, это и не камень. Каким образом люди оставили на нём надписи — неразрешимая загадка для всего археологического мира. В настоящее время таких инструментов нет.