Любовник
Шрифт:
А в окне – восходящее солнце. Руки медленно опускаются. Пальцев не чувствую, словно в них перегорели провода.
На этот раз все наоборот… тело исчезает и только мысль остается…
Адам
А я все стою на том же месте, на шоссе, ушел в свои мысли, курю сигарету за сигаретой, кусок железа в моей руке уже совсем голубой. Машины без конца мчатся по шоссе. Ревут взлетающие в аэропорту самолеты. Тягач стоит на обочине дороги, на нем подвешена машина директора, покрытая листьями. Наим сидит на валу, глаза его закрыты, подпирает голову ладонями, молча ждет меня.
Итак, «моррис» существует. Не сброшен в вади, не зарыт в песок. Его покрасили, чтобы никто не узнал. Может быть, украли? Но кто? Религиозные?
В конце концов я очнулся, влез в тягач, доехал до первой бензоколонки, звоню Эрлиху, бужу его и велю сказать Хамиду, чтобы тот приехал сюда и отвел машину в гараж. Наиму приказываю ждать его тут, вынимаю пятьдесят лир и даю ему, чтобы он поел в дорожном буфете. А сам перехожу через дорогу, иду на автобусную остановку и сажусь в иерусалимский автобус, останавливающийся у каждого столба. Я уже забыл, как выглядит автобус изнутри. Лет тридцать, наверно, не ездил в автобусах. Сижу у окна, оторванное крыло лежит у меня на коленях, я уверен, что теперь уж найду его.
Встречные объясняют мне, где расположены районы религиозных, я начинаю медленно прочесывать улицы. Разглядываю машины, стоящие на обочине и едущие мимо меня. Нигде не видно маленького «морриса», но чутье мне подсказывает, что он недалеко, дело только во времени. Я выбрал шумный перекресток в самом центре района религиозных, встал там и стал следить за проезжающими машинами. Прошло немного времени, и ребятишки с длинными пейсами остановились в стороне, разглядывая меня. Кто-то вдруг коснулся меня, какой-то религиозный в большой меховой шапке.
– Господин ждет кого-то?
– Да…
Я не добавил ни слова. Решил никого из них не спрашивать о машине, еще пойдет слух о том, что я ищу его, и он снова исчезнет.
В полдень я зашел в небольшой ресторан на углу улицы и заказал обед. Я там был единственный из нерелигиозных, и хозяин деликатно положил около моей тарелки ермолку. Я надел ее на голову и стал есть, а сам смотрю в окно, обшариваю глазами улицу. Хозяин ресторанчика понял, что я разыскиваю кого-то.
– Господин ищет кого-нибудь?
– Да.
– Нуждается в помощи?
Я хотел уже спросить, лицо его внушало мне доверие, но удержался, все они заодно.
– Нет, спасибо.
Почему-то я был уверен, что найду машину. У меня не было никаких сомнений. Не понимаю, откуда взялась во мне эта непоколебимая уверенность. Я заплатил и вышел. Чувствую себя совсем обессиленным. Не сплю с двух ночи, да и волнение высасывает из меня силы. Жаркий день в Иерусалиме, я брожу по узким и грязным переулкам, а в голове туман. Решил поискать в гаражах – может быть, отдали машину в починку. Есть там несколько маленьких гаражей, вернее, магазины, превращенные в гаражи, а если быть точным – мастерские, где чинят плиты, детские коляски, велосипеды, машина тоже стояла в одном из них, а рядом с ней – механик, религиозный с длинными пейсами, стоит и спорит с кем-то. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, не спрятан ли там «моррис» под остатками ржавого железа.
– Вы что-то ищете?..
Я ничего не ответил, вышел, продолжаю свой путь.
Иду, еле передвигая отяжелевшие ноги. Я, конечно, выделялся в этом средоточии религиозных – со своей огромной лохматой бородой, в грязной рабочей одежде, с непокрытой головой, еще немного, и стал бы привлекать внимание. Я решил уйти отсюда, поискать на соседних улицах, и не заметил, как ноги понесли меня в направлении Старого города вместе с потоком людей, зажавших меня со всех сторон. Казалось бы, я уже разучился ходить, ан нет, шагаю и шагаю, иду следом за религиозными, никогда не думал, что их так много, старых и молодых. Черная река несет меня по переулкам. Иногда мне просто необходимо передохнуть, и я прислоняюсь к стене в какой-нибудь нише, смотрю прямо им в глаза, настойчиво рассматриваю, но их это не трогает, отвечают мне пустым высокомерным взглядом, быстро проходят мимо.
В конце концов я оказался на площади перед Стеной плача. С тех пор как я был здесь в последний раз, место изменилось. Все вокруг белое. Солнце нещадно палит. Я приблизился к огромным камням. Кто-то остановил меня и сунул мне в руку черную ермолку из бумаги. Я подошел и встал у самой стены. Просто так. Заглядываю в щели. К моим ногам падает записка. Я поднимаю и читаю. Мольба о возвращении изменившего мужа. Я кладу ее в карман. Обалдел от жары, а вокруг гомон молящейся толпы. Кто-то начинает рыдать, кто-то кричит. Вдруг у меня появляется дикая мысль – религиозные убили его и забрали машину. Я отхожу от стены, легкая ермолка все еще покрывает мою голову, прокладываю себе путь через идущую навстречу огромную толпу. Добираюсь до Нового города, разыскиваю телефон-автомат и звоню Асе.
– Я в Иерусалиме.
– Нашел его?
Сразу же, не задавая лишних вопросов; сердце мое сжалось.
– Еще нет. Но мне кажется, что я напал на след.
– Ты хочешь, чтобы я приехала?..
– Нет… пока нет…
Я снова вернулся в религиозный квартал, прочесываю улицы, захватывая все новые. Там определенно происходит что-то особенное, магазины закрываются, люди ходят в матерчатой обуви. Как будто праздник, но это не праздник. Под вечер я снова оказался около маленького ресторанчика. Захожу. Никого нет. Столы чистые, на них перевернутые стулья. Сажусь за один из столов. Хозяин появляется из внутренней двери. Удивляется, завидев меня.
– До сих пор не нашли его?
– Нет…
Он молчит, как будто смущен.
– Нельзя ли получить такой же обед…
Он колеблется, смотрит на часы, идет на кухню и приносит полную тарелку и кусок хлеба, я начинаю есть, почти сплю, голова моя опускается на стол. Он тормошит меня.
– Господин, надо спешить, пока не начался пост…
– Пост?
– Девятое ава [56] завтра… надо торопиться…
– Девятое ава? Завтра?
– Господин забыл?..
– Да, забыл…
56
День падения Первого и Второго храма. Пост.
– Заставили его забыть…
Я дотрагиваюсь до головы, на ней ермолка, прилипла к голове, я снимаю ее, потом снова надеваю, продолжаю есть, но глаза мои опять закрываются. Такой дикой усталости я давно не испытывал.
– Господин хочет спать… – слышу я его голос.
Выяснилось, что он готов предоставить мне ночлег. Я поднялся наверх. Было шесть часов, день клонился к вечеру. В доме полно золотоволосых детей, он освободил от них одну из комнат и впустил туда меня, пошел за чистой простыней, но я сразу же упал на кровать, не сняв одежды, лежу на истрепанном шелковом покрывале. Он хотел поднять меня, слегка толкнул, но я даже не пошевелился.