Любовники
Шрифт:
Она улыбнулась - ну, само очарование!
– и на столе перед ней мигом оказались "Приключения Лей фа Магнуса, любимого гвардейца Впередника. Том 1037, книга 56. Лейф Магнус и Чудо-юдо с Арктура".
Хэл послушал-послушал, как она силится перевести американские текстовки на обиходное наречие жучей, но, наконец, эта пошлятина с картинками ему обрыдла, и он потянулся к Жанетте.
А бра над кроватью не выключил...
Не все шло так мирно, бывали столкновения, даже ссоры.
Жанетта ни в куклы не годилась, ни в рабыни. Когда не желала поступить по примеру или по слову Хэла, то по большей части заявляла об этом сразу и вслух. А если Хэл отвечал ехидством или грубостью, то рисковал тут же получить в ответ колкое словцо.
Как-то раз вскоре после того, как он спрятал Жанетту у себя в пука, он вернулся с корабля чуть ли не на вторые сутки, столько вдруг срочного дела объявилось. Понятно, что за такое время щетина на подбородке более чем обозначилась.
Жанетта поцеловала его, скорчила гримаску и сказала:
– Царапучий. Как напильник. Сейчас крем собью и сама тебя побрею.
– Не надо, - сказал он...
.
– Почему?
– спросила она, направляясь за кремом в то самое.
– Мне нравится тебя брить. А особенно нравится, какой ты после бритья красивенький.
Вернулась с баночкой средства для удаления волос.
– Сядь, я сама. И покуда я буду с этой скребучей проволокой воевать, можешь сидеть и воображать, что купаешься в моей любви.
– Жанетта, ты не поняла. Мне нельзя бриться. Я теперь "ламедник", а "ламедникам" положено отращивать бороду.
Она так и замерла с баночкой в руке.
– Нельзя? Ты имеешь в виду, есть такой закон и тебя посадят в тюрьму, если ты побреешься?
– Нет, не совсем так, - сказал он.
– Впередник ничего на сей счет не говорил и никаким законом носить бороду не обязывал. Но обычай у нас такой. И почетно, потому что только тем, кто носит "ламед", дозволяется отращивать бороду.
– А что случится, если бороду отрастит не - "ламедник"?
– Не знаю, - сказал он скучным голосом.
– Такого не бывает. Можешь быть совершенно уверена. Такое может прийти в голову только сумасшедшему извращенцу.
– Но борода тебя портит, - сказала она.
– И царапает мне лицо. Будто я целуюсь с пружинным матрасом.
– Тогда одно из двух, - рассвирепел он.
– Либо ты научишься целоваться с пружинным матрасом, либо вообще отвыкай от поцелуев. Потому что я должен отрастить бороду. Должен!
– А вот и не должен!
– сказала она с вызовом.
– Что толку быть "ламедником", если тебе от этого свободы не прибыло, если опять приходится делать то, что обязан? Почему нельзя поступить против этого дурацкого обычая?
От ярости и от страха у Хэла все в голове перепуталось. Вдруг почудилось, что она хлопнет дверью и уйдет, продолжай он стоять на своем. А если уступить, то среди "ламедников" корабля он будет как белая ворона.
В результате обозвал Жанетту дурехой. Получил в ответ "дурака". Поссорились Полночи прошло, прежде чем она первая сделала шаг к примирению.
А прежде чем окончательно выяснили, что любят друг друга, наступил рассвет.
Утром он побрился. Три дня на "Гаврииле" никто к нему не приставал, никаких замечаний не делал, а он маялся: чувствовал себя виноватым и ловил на себе косые взгляды (или воображал, что ловит). Наконец убедил себя: либо никто ничего не заметил, либо все слишком заняты и разоряться по поводу Хэлова бритого подбородка ни у кого нет ни времени, ни желания. Даже начал подумывать, а нет ли других докук, связанных с ношением "ламеда", которыми можно было бы точно так же, тишком-молчком, пренебречь на здоровье.
А на четвертое утро его вызвали в рабочий кабинет к Макнеффу.
Сандальфон сидел за столом, теребил себе бородищу. Воззрился на Хэла водянистыми очами и долго не отвечал на приветствие.
– Легко себе представить, Ярроу, что вы увлечены исследованиями в поле и обо всем прочем вам просто некогда думать, - сказал сандальфон.
– Это укладывается в истиннизм. Нештатная обстановка, и все помыслы устремлены ко дню, когда мы перейдем к окончательному решению поставленной задачи.
Макнефф встал и принялся вышагивать перед Хэлом из угла в угол.
– Но в то же время вы обязаны помнить, что "ламед" на груди означает не только привилегии, но и ответственность.
– Буверняк, авва.
Макнефф на полном ходу остановился и нацелил Хэлу в грудь длинный костистый палец.
– Тогда почему не отращиваете бороду?
– резко спросил он. И метнул свирепый взгляд.
Хэл почуял, что цепенеет, как во времена, когда в него, в малолетку, АХ, Порнсен незабвенный, точно так же целился пальцем и таким же испепеляющим взглядом буравил. И ушла душа в пятки, будто Хэл Ярроу и вправду нашкодивший пацаненок.
– Я... я...
– Должно не только стремиться к получению "ламеда", должно стремиться постоянно доказывать себе и окружающим свое право носить его. Безупречность и только безупречность помогает преуспеть в этом, беззаветное усилие блюсти свою безупречность!
– Извините, авва, - сказал Хэл дрогнувшим голосом.
– Я прилагаю беззаветное усилие и блюду свою безупречность.
И с этими словами набрался смелости глянуть сандальфону в глаза, хотя, откуда набрался, и сам не знал. Смелости глянуть и смелости лгать наглейшим образом, лгать в присутствии безупречнейшего из безупречнейших, великого сандальфона! Он, Хэл, погрязший в еретической скверне!
– Однако не понял, что общего между моей безупречностью и тем, что брею бороду. Ни в "Талмуде Запада", ни в каком-либо другом труде Впередника нет ни слова об истиннизме или антиистиннизме касательно бороды.
– Вы мне будете рассказывать, что есть и чего нет в писаниях?
– вспылил сандальфон.
– Разумеется, нет. Но при том я говорю правду, не так ли?
Макнефф снова заходил по кабинету.
– Мы обязаны быть безупречны, обязаны. Даже малейшее послабление псевдобудущему, малейший отход от истиннизма способны опорочить нас. Да, Сигмен нигде и никогда не высказывался по поводу ношения бороды. Но давно распознано, что только истинно безупречный достоин отращивать бороду по примеру Впередника. И в знак своей истинной безупречности мы обязаны блюсти соответствующий внешний вид.