Любовные чары
Шрифт:
— Привет, — ответил я. — Чего так уставился? А-а-а, понял! Нет, это не я убил, клянусь!
Он воззрился на Мариэтту.
— Точно? А то я таким не верю.
— Я за ним присматривала, — сообщила Мариэтта.
— Всю ночь?
— Всю, — подтвердила она неуверенно. — Правда, не привязывала…
— А надо было, — сказал он с суровостью в голосе. — Какой-то он весь… Ладно, не мое дело, пойдем быстрее. А за этим типом будем присматривать вдвоем. Чуть что — стреляй на поражение.
Полицейские встретили нас в холле, еще двое на лестнице, а на втором этаже так вообще четверо в коридоре бурно беседуют так, словно обсуждают позавчерашний матч между «Селтиком» и «Динамо».
Один сказал Мариэтте шепотом:
— Капитан тоже здесь!.. Так что бойся.
Она кивнула, но заметно подобралась, толкнула дверь. В комнате трое полицейских, я даже не сразу увидел за ними распростертый на полу труп женщины в разорванном на груди платье и с задранным подолом, открывающем длинные стройные ноги, хотя с развитием медицины сейчас у всех женщин длинные и стройные, а у мужчин толстые и волосатые.
Двое просто покосились на всех нас, а третий, суровый и с замашками диктатора, сразу же вперил злой взгляд в меня, потом перевел на Мариэтту.
— Почему посторонний?
— Он под подозрением, — отчеканила Мариэтта, — и наблюдением. Но это чтоб не отрываться от дела. Мы его таскаем за собой следом под полуарестом…
Синенко бросил на нее трусливый взгляд, он-то при чем, капитан уже изготовился зарычать, вид еще тот, я сказал вежливо:
— Товарищ капитан, она просто использует свое служебное положение, чтобы бесплатно пользоваться моими услугами эксперта. Я понимаю ваше недоверие после того, как вас предали в Каире и пришлось две недели провести под дулом автоматов, вы вправе смотреть на каждого как на потенциального предателя, потому у вас сейчас еще не прошел синдром Монте-Кристо, хотя таблетки принимаете, как вижу, уже через раз… Но печень проверьте. Все-таки полтора года с такой химией… гм…
Его лицо на пару мгновений окаменело, Мариэтта и Синенко вообще застыли, наконец капитан рыкнул:
— Приступайте!.. Убийство под нашими окнами — всем нам вызов!
И поспешно ушел, пока я не накопал на него что-то еще. Синенко посмотрел с некоторым испугом, Мариэтта буркнула:
— Про случай в Каире ты мог от кого-то из нас услышать, но про какой-то синдром графа…
— Это не синдром графа, — пояснил я, — а немецкого ученого-биохимика… Ну-ну, а эту красотку убили довольно быстро. Даже не помучили, точно гуманисты.
Она бросила ядовито:
— Уж ты бы точно помучил!
— Да, — согласился я, — а как же без этого… Раз уж убивать, то надо получить кайф, а то как-то слишком по-деловому, без азарта.
Я говорил немножко монотонно, потому что шарю одновременно по всем сетям, включая Инет, но еще больше дает так называемый по старине Интернет вещей, хотя это давно уже не Интернет вещей, как и самолеты только теперь стали самолетами, когда сами без людей в кабине пилотов садятся и взлетают.
Если вот так задержать дыхание и сосредоточиться, то вижу тепловые отпечатки от ладоней на стенах и босых ног на полу.
Синенко провел предварительный осмотр, сказал уверенно и безапелляционно:
— И без патологоанатома скажу, что типичное самоубийство!
Я посмотрел на труп, женщина как женщина, очень много пластической хирургии, ботокса, глауриновой или какой там еще более новой кислоты, в изменение внешности женщин вкладывают триллионы долларов, дали бы столько НАСА или Роскосмосу, на Марсе уже бы яблони цвели. Может быть, даже и плоды бы давали, кто знает. А капуста росла бы такая, что Диалектиану и не снилась.
— Убита, — обронил я.
Синенко оглянулся, поморщился, Мариэтта нахмурилась.
— Чё-чё?.. Не видно, что самоубийство?
Я пожал плечами.
— Да мне все одно. Можете записать, что самоубийство, если это поможет закрыть дело и пойти в ближайший бар насчет холодного пивка.
— Да, — сказал Синенко охотно, — самоубийство, так и запишем.
Мариэтта посмотрела на меня со злостью.
— Ты чего так решил?
— Насчет пивка? — спросил я. — День жаркий, а холодное пивко — это вещь…
Синенко шумно вздохнул и сделал глотательное движение.
— Насчет убийства! — ответила она резко.
— Да это же понятно, — сказал я. — Посмотри на ее ногти. Под ними краска, я бы сказал, вон с той батареи, где ее и кокнули, а потом оттащили сюда на кровать. На теле следы борьбы… Но если хотите пивка, то пишите «самоубийство» и пойдем дернем по паре кружек… для начала.
Синенко с надеждой посмотрел на Мариэтту.
— Пишу?
Она покачала головой.
— Погоди. Пусть это хамло пояснит.
— А что тут объяснять? — изумился я. — Все и так видно. Следы на теле вовсе не от объятий, несмотря на ее профессию, потому что хватают обычно за другие места, даже если хватают жестко… Девочка она бывалая, два перелома лодыжек, сломанные пальцы… в прошлом, разумеется, но если присмотреться, то следы видно… почти видно. И сейчас она играла по-крупному…
Синенко хмыкнул.
— А где ты видишь следы борьбы? Сиськи торчат, как у девочки. Неразмятые, можно сказать, вовсе. Хотя я человек женатый, куда мне такие тонкости…
— Такие сиськи ничем не размять, — напомнил я. — Медицина на марше!.. А следы вон на руках. Вот там и вон там. Ее хватали крепко. То ли тащили, то ли удерживали…
— Мазохисты?
— Вполне возможно, — согласился я, — но не они убили. Мазохисты — это такие косплеисты, у них все понарошку, все дозированно, ролевые игры, а не настоящее.
— Но могли увлечься?
— Могли, — согласился я, — но что-то подсказывает, что здесь были профи.
Мариэтта сказала раздраженно:
— Это «что-то» к делу не подошьешь.