Любовные чары
Шрифт:
— Наконец-то раскололи!
Я оглянулся.
— А-а-а, капитан… Драсьте. И в чем вы как бы раскололи?
Он вперил в меня пронизывающий взгляд.
— Вам пришлось признаться нашему сотруднику, что вы боец отряда особого назначения!
Я охнул.
— Вы что, всерьез?
Он ответил с ехидцей:
— Аппаратура нашего сотрудника все записала. Включить для освежения памяти?
Я огрызнулся:
— Это вам ее нужно освежить! Для вас это просто сотрудник, а вы хоть замечаете, что у вашего сотрудника сиськи
Он спросил с недоверием:
— Что, по размеру сисек?..
— В точку, — сказал я. — С третьим и четвертым — в первую очередь.
Он хмыкнул.
— Сейчас женщина за такой сексизм вас по судам затаскает. Настоящая феминистка скорее утопнет, чем позволит и себе подобное унижение!.. Так что вы с такими заявлениями поосторожнее, это я вам как самец самцу из чувства классовой солидарности…
— Благодарю, — ответил я угрюмо. — В общем, я ей соврал. А вы что, женщинам никогда не врете?.. Я вот всегда. Ибо консерватор, сейчас это снова модно, элитарно и гламурно.
Он сказал разочарованно:
— А зачем врать? Это чревато…
— А я люблю чреватости, — ответил я. — Когда нет футбола, то хоть хоккей, а если и хоккея нет, что ж, остаются женщины… Правда, рекомендую собаку завести. Она и любит бесплатно, и требований поменьше.
— Это да, — подтвердил он. — У меня были жена и взрослая дочь, а после развода приобрел две собаки. Такие милые и обе преданные… Значит, вы не боец?
— Никаким боком!
— А то видео, что нам прислали из пригорода Парижа, фальшивка?
— Откуда я знаю? — ответил я с осторожностью. — Во всяком случае, меня там нет. Хотя, конечно, мне самому хочется сказать, что там я… это ж как хоть на минуту ощутить себя героем! Но, увы, я демократ и гуманист, по мне хоть все друг друга поубивайте, лишь бы мой домик и мой диван не трогали. И меня на диване…
Он помрачнел, сказал со вздохом:
— Да, свой домик и диван… Я себе уже купил там бассейн, теннисный корт и площадку для вертолета. Осталось только дослужить еще три месяца — и на пенсию! Дожить бы только… Ладно, у меня больше нет вопросов.
— Спасибо, — сказал я.
Он крикнул вдогонку, когда я отошел на пару шагов:
— Но это не значит, что у других их не будет.
— Отбрешемся, — заверил я.
Прибыли еще два микроавтобуса с экспертами и аналитиками, потом еще машина с чинами из управления города. Началась нервная суета, я оставался в сторонке, а Мариэтта, отыскав меня взглядом, подошла и встала рядом.
Из здания начали выносить в ящиках готовую и расфасованную продукцию.
Мариэтта подошла хмурая и чем-то раздосадованная.
— Из управления сообщили, — сказала она негромко, — Марат Хисамович не замешан. Обвинить его можно только в халатности, да и то с натяжкой. Том Фолкнер исчез без следа, явно был готов к такому варианту. Точно так же нет и следа еще троих, которые могут быть замешанными.
Я пробормотал:
— Даже не знаю, огорчаться или радоваться.
Она сказала зло:
— Сбежали преступники!
— Мы вошли в новый мир, — напомнил я. — Даже, если точнее, нас внесло и тащит по подводным камням все дальше и быстрее. Старые нормы далеко не все действуют, сама знаешь… как в морали, так и в Уголовном кодексе, а новые мы еще не сформулировали…
— Из-за той сволочи могли погибнуть люди!
— То был их выбор, — возразил я. — Да, знаю, закон защищает и дураков… но почему-то дураков не отстраняют от выборов президента, так что и такой мелочью, как свое здоровье, имеют право распоряжаться. Эвтаназию разрешили во всех странах!
Она сказала растерянно:
— Ничего уже не понимаю…
— Законы не успевают за нами, — напомнил я. — Ну и что, если Уголовный кодекс не пересматривали и там все еще полно статей за конокрадство?.. Зато нет для таких случаев. Это все на усмотрение таких, как мы.
— Я против!
— Я тоже, — признался я. — Не люблю ответственности. Мне и свою на кого-нить переложить… Но он ушел, а я ловить не стану. Он по-своему прав. Если передо мной встанет выбор проголосовать ли за убийство десяти человек, чтобы спасти от неминуемой гибели миллион… то я знаю, как ты поступишь. И как все демократическое сообщество. А я вот не стану прикидываться больным или тряпочкой у порога! Я с болью в сердце проголосую.
Она отвела взгляд.
— Даже не говори, как проголосуешь. Не хочу даже слышать. Но куда он может прятаться в нашем насквозь просматриваемом мире?
— Догадайся с трех раз.
Она посмотрела в мою сторону зло.
— Заткнись.
— А что я сказал такого?
— Некоторые, — отрезала она с нажимом, — некоторые хитрые жуки как-то ухитряются.
Я сказал с безнадежной ноткой:
— Опять за рыбу гроши… Ему ж не только прятаться надо.
— Вот-вот, — ответила она сердито. — Ему работать восхочется. Продолжать! Хочешь сказать, покровители найдутся?
— Судя по всему, — сказал я, — уже нашлись. Давно. А у таких людей всегда есть запасные норы для бегства. Пришло время, в дело вступил план «Б». Ни одного дня не потеряно.
— Убийство Ширли Кассеро все еще не раскрыто, — напомнила она.
— Когда-то раскроется, — ответил я. — А пока, знаешь ли, я пас, советую и тебе завязать с этим.
— Что-о?
— На время, — пояснил я. — Есть же, как говорят политики, более неотложные вызовы. Карельдегин если и убивает в конце концов, то дает сперва годы вообще-то великолепной жизни!.. А другие просто убивают сразу, чтобы забрать кошелек.
Она фыркнула.
— Какая образность!.. Кошелек ты имеешь в виду не тот, что в облаке, а такой, какие носили всякие там маркизы?