Любовные драмы русских писателей
Шрифт:
В 33 года к нему пришла первая настоящая любовь, но полюбил он женщину замужнюю, с мужем которой – Александром Ивановичем Исаевым – познакомился вскоре после приезда в город и был в приятельских отношениях. Марья Дмитриевна Исаева, хрупкая, изящная блондинка, была красива, образованна, начитанна.
Вот как рассказал об этом юрист, археолог и мемуарист барон Александр Егорович Врангель, служивший в ту пору в Семипалатинске стряпчим казенных и уголовных дел и впоследствии издавший книгу «Воспоминания о Ф.М. Достоевском в Сибири»: «Однообразно-томительно текла наша жизнь. Я мало кого посещал, сидел более дома, много читал, много писал. <…> Федор Михайлович общался немного более меня, особенно часто он навещал семью Исаевых. Сидел у них по вечерам и согласился давать уроки их единственному ребенку – Паше, шустрому мальчику восьми-девяти лет. Мария Дмитриевна Исаева была,
Достоевский буквально с первой встречи увлекся Марией Дмитриевной. Помех со стороны мужа особых не оказалось. Александр Иванович Исаев быстро спивался – он уже потерял целый ряд хороших мест. Это удручало Марию Дмитриевну, которая погибала от скуки. В гостях из-за пьянства мужа бывать не получалось, да и к себе в дом никого почти не приглашали. Поэтому она была весьма рада общению с Достоевским, тем более, вскоре поняла, какие чувства он испытывает к ней.
Федор Михайлович Достоевский оставил такой отзыв о Марии Дмитриевне: «Эта дама еще молодая, 28 лет, хорошенькая, очень образованная, очень умная, добра, мила, грациозна, с превосходным, великодушным сердцем… Характер ее, впрочем, был веселый и резвый. Я почти не выходил из их дома. Что за счастливые вечера проводил я в ее обществе! Я редко встречал такую женщину».
А вот что писал о ней Семенов-Тянь-Шанский, который в то время дружил с Достоевским и часто встречался с ним и его возлюбленной, находясь проездом в городе: «Она была хороший человек в самом высоком значении этого слова… В своем браке она была несчастлива. Муж ее был недурной человек, но неисправимый алкоголик с самыми грубыми инстинктами и проявлениями во время своей невменяемости… Только заботы о своем ребенке… поддерживали ее. И вдруг явился на ее горизонте человек с такими высокими качествами души и с такими тонкими чувствами, как Ф.М. Достоевский. Понятно, как скоро они поняли друг друга и сошлись, какое теплое участие она приняла в нем…»
Мария Дмитриевна была женщиной образованной, начитанной. За плечами были и домашнее образование, затем учеба в женском пансионе и в Астраханском институте благородных девиц. При выпуске были особо отмечены ее знания французского языка и прекрасное музицирование. Об образовании позаботился отец, который являлся директором Астраханского карантинного дома. Происходил же он из семьи французских эмигрантов, прочно обосновавшихся в России.
Мария Дмитриевна родилась в Таганроге в 1824 году, и она была всего лишь на три года моложе Достоевского. Замуж она вышла в 1846 году в возрасте 22 лет, и поначалу с мужем Александром Ивановичем Исаевым, потомственным дворянином, уроженцем Олонецкой губернии, все складывалось довольно хорошо. В 1847 году у них родился сын Павел. Муж служил чиновником особых поручений начальника Астраханского таможенного округа. Затем, в феврале 1851 года, он получил назначение на должность чиновника особых поручений при начальнике Сибирского таможенного округа. Семья переехала в Петропавловск, оттуда – в Семипалатинск, где в ту пору находилась квартира начальника Сибирского таможенного округа.
Между тем в службе начались неудачи и неприятности, поскольку Исаев постепенно пристрастился к алкоголю. В Семипалатинске он вскоре лишился должности. И лишь после упорных хлопот его все-таки взяли на место заседателя по коммерческой части в город Кузнецк.
А.Е. Врангель так описал перевод Исаевых из Семипалатинска:
«Однажды Федор Михайлович является домой хмурый, расстроенный и объявляет мне с отчаянием, что Исаев переводится в Кузнецк, верст за пятьсот от Семипалатинска. “И ведь она согласна, не противоречит, вот что возмутительно!” –
Действительно, вскоре состоялся перевод Исаева в Кузнецк. Отчаяние Достоевского было беспредельно; он ходил как помешанный при мысли о разлуке с Марией Дмитриевной; ему казалось, что все для него в жизни пропало.
Сцену разлуки я никогда не забуду. Достоевский рыдал навзрыд, как ребенок…
Мы поехали с Федором Михайловичем провожать Исаевых, выехали поздно вечером, чудною майскою ночью; я взял Достоевского в свою линейку. Исаевы поместились в открытую перекладную телегу – купить кибитку у них не было средств. Перед отъездом они заехали ко мне, на дорожку мы выпили шампанского. Желая доставить Достоевскому возможность на прощание поворковать с Марией Дмитриевной, я еще у себя здорово накатал шампанским ее муженька. Дорогою, по сибирскому обычаю, повторил; тут уж он был в полном моем распоряжении; немедленно я его забрал в свой экипаж, где он скоро и заснул как убитый. Федор Михайлович пересел к Марии Дмитриевне. Дорога была как укатанная, вокруг густой сосновый бор, мягкий лунный свет, воздух был какой-то сладкий и томный. Ехали, ехали… Но пришла пора и расстаться. Обнялись мои голубки, оба утирали глаза, а я перетаскивал пьяного, сонного Исаева и усаживал его в повозку; он немедленно же захрапел, по-видимому, не сознавая ни времени, ни места… Дернули лошади, тронулся экипаж, поднялись клубы дорожной пыли, вот уже еле виднеется повозка и ее седоки, затихает почтовый колокольчик… а Достоевский все стоит как вкопанный, безмолвный, склонив голову, слезы катятся по щекам. Я подошел, взял его руку – он как бы очнулся после долгого сна и, не говоря ни слова, сел со мною в экипаж».
Да, сердце Достоевского истосковалось по любви. Марья Дмитриевна долго не давала никаких надежд, и лишь в начале 1855 года открылась для ответных чувств. И тут мужа перевели в Кузнецк. Казалось, что теперь уже все надежды окончательно потеряны.
Мы привыкли со школьной скамьи воспринимать наших знаменитых писателей как почтенных старцев, казалось бы, лишенных всех тех чувств, которые бурлят и бушуют в каждом обычном человеке. Достоевский? Да ведь это же автор серьезных философских романов! Разве он может быть способен любить, страдать, испытывать какие-то страсти переживать разрыв с женщиной? И никто не задумывался, что, будь наши мастера художественного слова аскетичными истуканами, не узнали бы мы замечательных произведений.
Достоевский был способен на самые яркие и страстные чувства, его сердце всегда оставалось молодым – до самой последней минуты жизни.
А.Е. Врангель рассказал далее: «Время взяло свое, и это болезненное отчаяние начало улегаться. С Кузнецком началась усиленная переписка, которая, однако, не всегда радовала Федора Михайловича. Он чуял что-то недоброе. К тому же в письмах были вечные жалобы на лишения, на свою болезнь, на неизлечимую болезнь мужа, на безотрадное будущее – все это не могло не угнетать Федора Михайловича. Он еще более похудел, стал мрачен, раздражителен, бродил как тень.
Он даже бросил свои “Записки из Мертвого дома”, над которыми работал так недавно с таким увлечением. Любимое времяпрепровождение было, когда мы в теплые вечера растягивались на траве и, лежа на спине, глядели на мириады звезд, мерцавших из синей глубины неба. Эти минуты успокаивали его. Созерцание величия Творца, всеведомой, всемогущей Божеской силы наводило на нас какое-то умиление, сознание нашего ничтожества, как-то смиряло наш дух. О религии с Достоевским мы мало беседовали. Он был скорее набожен, но в церковь ходил редко и попов, особенно сибирских, не любил. Говорил о Христе с восторгом. Манера его речи была очень своеобразная. Вообще он говорил негромко, зачастую начинал чуть не шепотом, но чем больше он одушевлялся, тем голос его подымался звучнее и звучнее, а в минуты особого волнения он, говоря, как-то захлебывался и приковывал внимание своего слушателя страстностью речи…»
Муж Исаевой серьезно болел. И вот пришло сообщение о его смерти.
А.Е. Врангель отразил в воспоминаниях реакцию Федора Михайловича:
«Привязанность Достоевского к Исаевой всегда была велика, но теперь, когда она осталась одинока, Федор Михайлович считает прямо целью своей жизни попечение о ней и ее сироте Паше. Надо знать, что ему хорошо было известно в то время, что Марии Дмитриевне нравится в Кузнецке молодой учитель В<ергунов>, товарищ ее покойного мужа, личность, как говорили, совершенно бесцветная. Я его не знал и никогда не видал. Не чуждо, конечно, было Достоевскому и чувство ревности, а потому тем более нельзя не преклоняться перед благородством его души: забывая о себе, он отдавал себя всецело заботам о счастии и спокойствии Исаевой.