Любовный дурман
Шрифт:
Одежды есть три на теле нежном и сладостном.
Различен их вид — они владыкой так созданы.
Грозят они смертью телу ночью и каждый день,
Хотя заключенный в них и не совершил греха.
А другой сказал:
Миндаль ты не видишь разве,
коли средь ветвей
Покажет его рука закутавшейся?
С жемчужиной оно схоже в раковине.
Но еще лучше написал третий:
Зеленый как красив миндаль!
Ведь самый меньший руку нам
Наполнит! Волоски на нем —
Как безбородого пушок.
А сердце миндаля найдешь
И парным и единым ты.
И как жемчужина оно,
Что в изумруд заключена.
А еще один говорил:
Подобного глаза мои не видели
Миндалю красой,
как распустятся цветы на нем.
Голова его сединой сверкает блестящею,
Когда вырос он, а пушок его еще зелен все.
Произрастал боярышник разнообразной окраски, купами и отдельно, и сказал о нем кто-то из описывавших так:
Взгляни на боярышник,
на ветках нанизанный.
Чванливо, как абрикос,
гордится он на сучках.
И кажется желтизна его
смотрящим подобною
Бубенчикам, вылитым из яркого золота.
А другой сказал:
Вот сидра дерево блещет
Красой иной каждодневно,
И ягоды между листьев,
Когда предстанут пред взором, —
Бубенчики золотые,
Повешенные на ветках.
И были в саду померанцы, подобные калгану, и сказал о них поэт, от любви обезумевший:
Он красен, в ладонь размером,
горд и красоте своей,
Снаружи его огонь, а внутренность —
чистый снег,
Но дивным сочту я снег, не тающий близ огня,
И дивным сочту огонь, в котором нет пламени.
А кто-то изрек:
Вот дерево померанца.
Мнится, плоды его,
Предстанут когда они глазам проницательных,
Ланиты прекрасных жен,
убравшихся для красы
В дни праздника и одетых в платья парчовые.
А еще один написал:
Скажу — померанцев рощи, веет коль ветерок,
И ветви под тяжестью плодов изогнулись,
Подобны щекам, красой блестящим,
когда в часы
Привета приблизились к ним щеки другие.
А другой сказал:
Оленя попросили мы: «Опиши
Ты этот сад и в нем померанцы»,
И молвил он: «Ваш сад — мой лик, а сорвал
Кто померанец, тот сорвал жар огня».
Росли в саду лимоны, цветом подобные золоту, и спустились они с высочайшего места и свешиваются на ветвях, подобные слиткам золота, и сказал о таких поэт, безумно влюбленный:
Не видишь ли рощи ты лимонной,
что вся в плодах?
Склонились когда, страшна им гибель грозящая.
И кажется нам, когда
пронесся в них ветерок,
Что ветви нагружены тростями из золота,
И были в этом саду лимоны с толстой кожей, спускавшиеся с ветвей своих, точно груди девушек, подобных газелям, и был в них предел желания:
Прекрасный я увидал лимон
средь садов сейчас.
На ветках зеленых, — с девы станом
сравню я их.
Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,
Как мячик из золота на палке смарагдовой.
И были сладкие лимоны с прекрасным запахом, подобные куриным яйцам; и желтизна их — украшение плодов, а запах их несется к срывающему:
Не видишь ли лимон — когда явится,
Влечет к себе все очи сияньем
И кажется куриным яйцом он нам,
Испачканным рукою в шафране.
Росли в саду всякие плоды, цветы и зелень и всевозможные виды благовонных растений — жасмин, бирючина, перец, лаванда, роза, баранья трава, мирта и цветы всяких сортов. Казался этот несравненный сад любому входящему райским уголком. Если входил туда больной человек, выходил из сада как ярый лев, будучи не в силах описать его чудеса и диковинки, сходные с диковинками, которые найдутся только в райских садах; да и как же иначе, если имя привратника — Ридван! Но все же между этими садами — различие.