Любящий Вас Сергей Есенин

Андреева Юлия Игоревна

Всю жизнь Айседора отрицала брак как таковой: «Если женщина, прочитав брачный контракт, все же выходит замуж, значит, так ей и надо!» – шокировала публику на своих публичных выступлениях Дункан. Она отказалась стать женой миллионера Зингера, от которого у нее был сын. Ее не интересовал брак с Гордоном Крейгом, чьему гению она продолжала поклоняться даже после того, как они расстались. В какой-то степени брак с Есениным – с человеком, с которым нет и не может быть никаких перспектив, – был продиктован необходимостью. Она посчитала себя обязанной кинуть к ногам своего юного подопечного Европу, как кидает шубу под ноги королевы Англии Сэр Уолтер Рэйли [97] . Она должна была оторвать Есенина от вечно хмельных друзей и показать ему новые горизонты. Она продавала недвижимость ради того, чтобы одевать его по последней парижской моде, чтобы устраивать праздники, на которые будут приглашены будущие издатели. В конце концов, она оплатила все первые переводы стихов Есенина и тиражи его книг на разных языках. Для деятельной, как бы это сейчас сказали, креативной Айседоры Есенин был не только любимым мужчиной, но и интереснейшим проектом, который она блистательно реализовывала.

97

Уолтер Рэли (1552 или 1554 – 29

октября 1618) – английский придворный, государственный деятель, авантюрист, поэт и писатель, историк, фаворит королевы Елизаветы I.

Сергей Есенин в доме Айседоры Дункан. Париж, rue de la Pompe, 103. Сентябрь 1922 г.

А как еще доказать свою любовь? Одни утверждают, будто путь к сердцу мужчины лежит через желудок, другие – через лесть. В своей страсти к Есенину, Айседора шла ва-банк. Она отдавала все, что у нее было, понимая, что все равно не сможет стать для него тем, чем он являлся для нее.

Есенин же то капризничал, убегая от великовозрастной супруги, то возвращался, дабы пасть перед ней на колени. Впрочем, он писал стихи, а это уже хороший знак. Вот, к примеру, посвященное Айседоре:

Сыпь, гармоника! Скука… Скука…Гармонист пальцы льет волной.Пей со мною, паршивая сука.Пей со мной.Излюбили тебя, измызгали,Невтерпеж!Что ж ты смотришь так синими брызгами?Или в морду хошь?В огород бы тебя, на чучело,Пугать ворон.До печенок меня замучилаСо всех сторон.Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая!Пей, выдра! Пей!Мне бы лучше вон ту, сисястую,Она глупей.Я средь женщин тебя не первую,Немало вас.Но с такой вот, как ты, со стервоюЛишь в первый раз.Чем больнее, тем звончеТо здесь, то там.Я с собой не покончу.Иди к чертям.К вашей своре собачьейПора простыть.Дорогая… я плачу…Прости… Прости…

Вот такое признание в любви.

В Париже Айседора уходит с головой в свою работу, ей и танцевать, и на деловые встречи бегать. От нечего делать Есенин и Кусиков целый день пьют взаперти.

Как-то раз Александр Борисович уговорил традиционно мрачного Сергея Александровича поехать посмотреть Версаль. Айседора тут же выдала денег на это мероприятие, в тайне надеясь, что Есенин хоть немного развеется. Есенина уговаривали долго, но, в конце концов, и он согласился. Вышли утречком из дома, прошли пару кварталов, а когда поравнялись со знакомым ресторанчиком, Есенин вдруг ощутил жуткий голод. Сели завтракать. Сергей Александрович сразу пить. Так до ужина и завтракали, ни в какой Версаль не поехали. Позже Есенин признался, что специально все подстроил, чтобы никуда не ехать.

– …Мне вспоминается вечер, когда одновременно раскрылись и драма этих двух людей, и подлинный характер Есенина, – рассказывает Франц Элленс. – Я пришел, когда они были еще за столом (имеются в виду Есенин и Дункан), и застал их в каком-то странном и мрачном расположении духа. Со мной едва поздоровались. Они были поглощены друг другом, как юные любовники, и нельзя было заметить, что они находятся в ссоре. Несколько мгновений спустя Айседора мне рассказала, что слуги отравляют им жизнь, что этим вечером здесь разыгрались отвратительные сцены, которые привели их в смятение.

Поскольку его жена показала себя более раздраженной, чем обычно, и утратила то замечательное хладнокровие, то чувство меры, тот ритм, который был основой и ее искусства, и самой ее натуры, что по обыкновению так хорошо воздействовало на поэта, Есенин решил ее подпоить. Никаких дурных намерений у него не было.

Я все яснее читал на лице танцовщицы отчаяние, которое обычно она умела скрывать под спокойным и улыбающимся видом. Отчаяние выражалось также и в чисто физическом упадке ее сил.

Внезапно Айседора снова подобралась и, сделав над собой усилие, пригласила нас пройти в ее студию – в тот огромный зал, где находилась эстрада и вдоль стен стояли диваны с подушками. Она попросила меня прочитать только что законченный мной французский перевод «Пугачева», строки которого – это и действующие лица, и толпы народа, ветер, земля и деревья. Я прочитал, хотя и неохотно, по-тому что боялся испортить своей робостью и неважной дикцией великолепную поэму, одновременно резкую и нежную. Айседора, очевидно, не была удовлетворена моей декламацией, потому что тотчас же обратилась к Есенину с просьбой прочитать поэму по-русски. Какой стыд для меня, когда я его услышал и увидел, как он читает! И я посмел прикоснуться к его поэзии! Есенин то неистовствовал, как буря, то шелестел, как молодая листва на заре. Это было словно раскрытие самих основ его поэтического темперамента. Никогда в жизни я не видел такой полной слиянности поэзии и ее творца. Эта декламация во всей полноте передавала его стиль: он пел свои стихи, он вещал их, выплевывал их, он то ревел, то мурлыкал со звериной силой и грацией, которые пронзали и околдовывали слушателя.

В тот вечер я понял, что эти два столь несхожих человека не смогут расстаться без трагедии.

Глава 18. США

1 октября на пароходе «Париж», Айседора и Сергей прибыли в Нью-Йорк. И тут же новое испытание, едва пароход причалил: поднявшиеся на борт пограничники, запретили чете Есенин-Дункан сойти на берег. Пришлось им дать торжественное обещание «не делать никому зла» и «не принимать участия ни в каких политических делах», после чего получили личное разрешение президента У. Гардинга [98] ступить на американскую землю. Впечатление было изначально испорчено. Сходя с корабля, Есенин приметил статую свободы и, сочувственно кивнув ей, произнес: «Бедная старая девушка! Ты поставлена здесь ради курьеза!», после чего демонстративно поклонился статуе. Их усадили на катер и, доставив на берег, определили на жительство в гостиницу «Уолдорф Астория».

98

Уоррен Гамалиел Хардинг (2 ноября 1865, Морроу, Огайо – 2 августа 1923, Сан-Франциско, Калифорния) – двадцать девятый Президент США с 1921 по 1923 год от Республиканской партии.

Сергей Есенин и Айседора Дункан на пароходе «Париж». 1922 г.

Есенин делал себе рекламу на скандалах, Айседора – на подчеркнуто революционных взглядах, как правило идущих вразрез с общественным мнением. Теоретически, скандал на въезде в страну должен был только стимулировать творческую энергию молодоженов, но Есенин замкнулся в себе, а Айседора, должно быть, посчитала себя виноватой в произошедшем.

Меняется и отношение супругов друг к другу, еще совсем недавно Крандиевская-Толстая рассказывала о том, как чета прогуливалась по Берлину, а Анатолий Мариенгоф злобно цедил сквозь зубы:

Ему было приятно и лестно ходить с этой мировой славой под руку вдоль московских улиц, появляться в кафе поэтов, в концертах, на театральных премьерах, на вернисажах и слышать за своей спиной многоголосый шепот, в котором сплетались их имена: «Дункан – Есенин… Есенин – Дункан…».

Приметливая Крандиевская-Толстая рассказывала, что Есенин признавался ей в том, что они иногда дрались с Айседорой. Как-то раз директор нью-йоркской школы Дункан М. Мерц, застал отвратительную сцену: Есенин избивал Айседору, а та старалась защитить лицо.

Я поговорил с ней по душам и посоветовал не мириться со столь неподобающим обращением. Она ответила со свойственной ей кроткой улыбкой: «Знаешь, Есенин всего лишь русский мужик, а русскому мужику свойственно напиваться по субботам и поколачивать свою жену!».

– Есенин свои чувства к Айседоре выражал различно: то казался донельзя влюбленным, не оставляя ее ни на минуту при людях, то наедине он подчас обращался с ней тиранически грубо, вплоть до побоев и обзывания самыми площадными словами, – пишет А. Раткевич. – В такие моменты Изадора бывала особенно терпелива и нежна с ним, стараясь всяческими способами его успокоить.

– Есенина я знал давно – лег десять, двенадцать, – пишет в своей статье «Как делать стихи» В. Маяковский.

В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.

Как человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи:

– Это что же, для рекламы?

Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло.

Что-то вроде:

– Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной…

Его очень способные и очень деревенские стихи нам, футуристам, конечно, были враждебны.

Но малый он был как будто смешной и милый.

Уходя, я сказал ему на всякий случай:

– Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!

Есенин возражал с убежденной горячностью. Его увлек в сторону Клюев, как мамаша, которая увлекает развращаемую дочку, когда боится, что у самой дочки не хватит сил и желания противиться.

Есенин мелькал.

Плотно я его встретил уже после революции у Горького.

Я сразу со всей врожденной неделикатностью заорал:

– Отдавайте пари, Есенин, на вас и пиджак, и галстук!

Есенин озлился и пошел задираться.

– …Устав от Парижа, он отправился в Соединенные Штаты. Там снова, как и в Европе, он получил возможность жить в чаду постоянного хмеля, – продолжает Франс Элленс. – Но Россия давала знать себя все сильнее и сильнее. Шапка одолела цилиндр, а валенки одержали верх над лакированными башмаками. Вернувшись в Москву, Есенин словно бы себя потерял, или, быть может, его сотоварищи не были уже столь сплочены вокруг него, как раньше. Поколение поэта, пока он отсутствовал, ушло далеко вперед, ждать его не стали.

Есенин оказался в одиночестве, или, вернее сказать, счел себя одиноким после того, как в постоянной погоне за славой лучше ощутил тщету бытия.

Мне грустно на тебя смотреть,Какая боль, какая жалость!Знать, только ивовая медьНам в сентябре с тобой осталась.Чужие губы разнеслиТвое тепло и трепет тела.Как будто дождик мороситС души, немного омертвелой.Ну что ж! Я не боюсь его.Иная радость мне открылась.Ведь не осталось ничего,Как только желтый тлен и сырость.Ведь и себя я не сберегДля тихой жизни, для улыбок.Так мало пройдено дорог,Так много сделано ошибок.Смешная жизнь, смешной разлад.Так было и так будет после.Как кладбище, усеян садВ берез изглоданные кости.Вот так же отцветем и мыИ отшумим, как гости сада…Коль нет цветов среди зимы,Так и грустить о них не надо.