Люцифер. Том 2
Шрифт:
– Вот ужасная страна! – воскликнула Зефирина, всплеснув руками. – Значит, у вас в Австрии я не могла бы выйти замуж за графа или сенатора! Ведь это варварство. И вы еще хотите вернуться туда! Может быть, вас испугала какая-нибудь вспышка Наполеона? Но в моих глазах вы нисколько не потеряли от того, что лишились его милости, напротив…
– Вы слишком добры ко мне, мадемуазель.
– Но вы вовсе не заслуживаете этого и очень дурно обращаетесь со мной. Вместо того чтобы глядеть на меня, вы постоянно посматриваете на дверь. Противная дверь. Кто смеет войти сюда? Или вы хотите обратиться в бегство? Ну так я заранее приму меры предосторожности.
Прежде чем он успел удержать ее, она подбежала к двери, заперла ее и вынула ключ из замка.
– Прекрасный Адонис! – воскликнула она. – Ты пленник!
– Это уж слишком! Я желал бы знать: шутка ли это с вашей стороны или вы говорите серьезно?
– Господин философ, я хочу вам дать хороший совет. Вы попали в скверную историю.
– Что это за история? – спросил Эгберт, взяв ее за обе руки в надежде овладеть ключом, который она держала в правой.
– Этот Веньямин Бурдон – опасный заговорщик. Я всегда боялась его и ни за что не пригласила бы его лечить себя. Теперь с ним случилось большое несчастье. Но он сам виноват. Какое ему было дело до государства! Лучше бы хлопотал со своими больными.
– Он в тюрьме. Имеете ли вы о нем известия? Вероятно, его вышлют отсюда.
– Ну, у нас не любят шутить с заговорщиками, – сказала Зефирина, нахмурив брови. – Он поплатится за это головой.
У Эгберта замерло сердце.
– Неужели император решится на такую жестокость! Невозможно!
– Что делать! Sauve qui peut. Вы первый должны сделать это. Вы были неразлучны с этим Бурдоном и знали о заговоре. Цель его всем известна. – Она сделала движение примадонны, которая закалывает кого-то кинжалом. – Доказательство вашего участия в заговоре налицо: вы постоянно носите с собой опал с орлом.
Эгберт был вне себя от удивления. Как могла она знать о существовании опала? Неужели Дероне имел неосторожность рассказать ей историю убийства?
– Вы не можете отрицать этого, – продолжала Зефирина, – этот камень служит знаком для заговорщиков, по которому они узнают друг друга. Если при аресте его найдут у вас…
– Им не за что арестовать меня.
– Вас могут задержать в минуту отъезда и произвести обыск под каким-нибудь предлогом…
– Этот камень не имеет никакого значения. Это простая безделушка.
– Если так, то подарите мне его на память. У меня он будет в безопасности, а вам это может стоить жизни.
У Эгберта вкрались подозрения, что Цамбелли подкупил ее, чтобы завладеть камнем, который может служить уликой против него.
– Жизни! – повторил Эгберт. – Ну, это мое дело. Я не ожидал от вас, что вы способны на гнусную измену! Вы, кажется, не подозреваете, какому человеку вы служите!
– Я хочу спасти вас, а вы меня обвиняете! Из-за вас я подвергаю и себя, и своих друзей величайшей опасности, а в благодарность вы называете меня изменницей! Как эти мужчины не понимают женского сердца!
В тоне ее голоса слышалась правда. Шевалье мог воспользоваться ее привязанностью к Эгберту и, быть может, уверил ее, что она должна выманить камень у любимого человека для его спасения.
– Простите, если я огорчил вас, – сказал Эгберт. – Но объясните мне, от кого вы получили все эти сведения.
– Вам до этого нет никакого дела. Послушайтесь моего совета, отдайте мне камень.
– Я не могу и не должен исполнить вашу просьбу. Назовите мне его имя…
В соседней комнате послышался шум.
– Измена! – воскликнула с рыданием Зефирина, ломая руки. Но краска, выступившая на ее лице, еще более усилила подозрения Эгберта. Он был уверен, что попал в ловушку.
Зефирина бросилась к двери.
– Вы не уйдете отсюда, – сказал решительно Эгберт, удержав ее за руку. – Я заставлю вас признаться мне во всем.
– Неблагодарный! Вот награда за мою любовь, за то, что я хотела спасти вас от ваших врагов.
В этот момент послышались три удара в дверь.
– Отворите именем закона!
Зефирина бросила на Эгберта взгляд, в котором выразилась вся ее любовь к нему, вместе с заботой об его участи и торжеством оскорбленной невинности.
– Теперь ты узнаешь, – воскликнула она, – что я тебе говорила правду.
– Откройте дверь, – сказал с нетерпением Эгберт, который хотел во что бы то ни стало выйти из своего трагикомического положения.
Зефирина отворила дверь.
– Мое почтение! – сказал со смехом Дероне, входя в комнату.
Зефирина тотчас узнала его, потому что полицейский чиновник часто прохаживался по залам Пале-Рояля, у Фраскати и в новомодном «Турецком саду».
– Вот странный способ являться к дамам! – сказала Зефирина с недовольной миной. – Разве я государственная преступница!
– Пока нет, мое сокровище! Но можешь легко навлечь на себя подозрение, если будешь так горланить. Каждое слово, которое ты говорила с этим господином, было слышно в коридоре. А дом этот так построен, что и стены имеют уши. Дай-ка взглянуть…
Зефирина схватила его за руку с видом добродетельного негодования, потому что он направился к ее спальне.
Дероне оттолкнул ее и, войдя в комнату, тщательно осмотрел ее. Но здесь никого не было.
– Тут был кто-то! – пробормотал он сквозь зубы, возвращаясь в первую комнату. – Теперь, сударыня, позвольте вас спросить, – сказал он, обращаясь к Зефирине, – какую это вы оперу разыграли здесь? Не собственного ли сочинения?
Зефирина смутилась, но не решилась солгать, зная, что Эгберт может выдать ее.
– Я узнала вчера, – ответила она, краснея, – что большая опасность грозит господину Геймвальду вследствие того, что он носит с собой известный камень, и решилась выпросить у него эту вещь. Если бы я просто написала ему, то он не пришел бы ко мне, потому что немцы добродетельны до отчаяния. Вот я и решилась послать ему таинственную записку во дворец, которая и была передана ему перед его аудиенцией у императора.