Люди Арка. Книга 2
Шрифт:
Горячее дыхание из ноздрей рисует на нём мутные кляксы конденсата, которые пропадают с прозрачной поверхности так же быстро, как и появляются на ней. Стеклид служит перегородкой между мной и неким боксом, на дне которого навалены в кучу те самые оранжевые кубики и один-единственный – фиолетовый. Под потолком бокса медленно и со скрипом раскачивается металлическая лапа с длинными тонкими «пальцами», по которым бегают слепящие световые блики. Внутренность моей правой ладони нащупывает под собой какой-то бугорок, который при близком рассмотрении оказывается красным шариком-наконечником, нахлобученным на короткий рычаг.
Что ж, если я что-то знаю о рычагах…
Я двигаю его вправо –
Проходит секунда, за ней – другая. Блестящая лапа так и висит, болтаясь, на месте, как уродливая люстра под потолком гостиной сумасшедшего.
– Ну же, дура! – не выдерживаю я.
В ответ на это стеклидные стенки бокса начинают возмущённо дребезжать. Можно подумать, что где-то под нами гигантский бур прокладывает себе дорогу сквозь твёрдую породу.
А потом всё стихает…
Откуда ни возьмись гигантская металлическая лапа со страшным лязгом опрокидывается на мою голову и обхватывает её со всех сторон! Я вскрикиваю и, цепляясь руками за толстые когти, пытаюсь разжать тиски, но клешня уже шустро тащит меня наверх, в своё логово. Впрочем, на полпути она почему-то передумывает и отпускает мою чудом уцелевшую голову, не забыв напоследок подбросить меня повыше в эфир и так и оставив кувыркаться в чёрной невесомости. Сразу за этим такие же лапы (а, может, и та же самая) начинают выпрыгивать из темноты и «жалить» меня одна за другой. Они цепляют меня за руки, ноги, бьют в грудь. Я болтаюсь и подпрыгиваю, как тряпичная игрушка во власти озверевших детей, не в силах отбить свирепую атаку. В конце концов они прекращают пытку, и я падаю ничком, распластавшись на твёрдом полу.
Кашлянув кровью, которую я вытираю с лица тыльной стороной ладони, превозмогая боль во всём теле (сколько костей сломано?), я приподнимаю голову и вижу, что лежу вовсе не на полу, а на поверхности какого-то чёрного акваёма. Мои пальцы, касаясь прохладной глади аквы, пускают по ней кольца вибрации, но не проходят сквозь неё, словно я не человек, а какая-нибудь аквамерка. В хлюпающем зеркале подо мной материализуется волнующееся отражение. Я смотрю на своё измученное лицо, кровоподтёки на подбородке, ссадину под глазом…
Глаза.
Мои глаза жёлто-зелёные, а у отражения они почему-то красные. Разве я сейчас в гневе? Скорее, в полном смятении и ужасе.
Лицо в чёрной акве, сморщив нос с видом глубочайшего отвращения, разглядывает мои увечья, после чего внезапно дёргается и с громким всплеском выпрыгивает из аквы. Вытянув вперёд руки с растопыренными пальцами, мой клон вонзает свои ногти в мою многострадальную шею и, брызжа пеной у рта, извергает из себя:
– Взгляни на себя! Какой же ты слабый! Никчёмный! Мне стыдно, что я – это ты!
Тоа номер два валит меня на пол.
– Ты не смог спасти профессора!
Он бьёт меня кулаком в лицо.
– Оставил Олека умирать одного!
Ещё удар. Кровь хлыщет на мокрый пол.
– И теперь ещё Мирея с братом умрут из-за тебя!
Стиснув зубы, он принимается с удвоенным рвением вдавливать моё горло в затвердевшую поверхность акваёма. Мои опухшие глаза закатываются, и вместо уродливой версии себя я начинаю любоваться красноватыми внутренностями собственной черепной коробки. Руки в агонии бьют по акве и ногам противника, но это похоже скорее на конвульсии, чем на самозащиту. Я машинально тянусь к поясу, на котором в физическом мире уже привык носить оружие, и – рукам не верю! – верная плазмодрель на своём месте, висит и как ни в чём не бывало ждёт своего часа. Мои непослушные пальцы обхватывают рукоятку и вытягивают пушку их чехла, пока вторая рука тянется к прицелу, изготовленному профессором Готлибом.
Клик!
Потеряв контроль над собственными глазными сферами, я на ощупь погружаю дуло оружия в мясо чуть выше кадыка своей копии и сильно давлю на сенсор.
Громкий хлопок и ощущение чего-то рыхлого и горячего, усеивающего моё лицо. Глаза занимают исходное положение. Тоа номер два продолжает сидеть верхом на мне, но больше не пытается меня задушить: это не так-то легко сделать, если ты только что лишился головы, шеи и половины плеча. Из воронки, которой теперь заканчивается его тело, валит густой чёрный дым, а ошмётки его плоти всё ещё продолжают падать на пол вокруг нас, как праздничное конфетти.
Я сталкиваю с себя собственные останки и, кряхтя и ругаясь, встаю на ноги. Безголовый Тоа валится на бок, но мгновение спустя решает не разлёживаться просто так без дела, и, видимо, поэтому обращается в омерзительную чёрную многоножку, по размерам десятка в полтора превышающую то, чем ей полагается быть по норме. Клокоча, она уносит все свои лапки прочь, постукивая ими по полу, который неизвестно когда успел высохнуть и стать чем-то вроде металлического настила.
Разминая свою смачно похрустывающую шею и сплёвывая кровь, я наблюдаю, как членистоногое вползает в возникший из эфира порт, за которым нет абсолютно ничего, кроме ровного белого света. Исчезнув по ту сторону порта, существо оставляет меня наедине с самим с собой – но и в этот раз ненадолго. Уже через несколько мгновений со стороны зияющей белизны начинают доноситься звуки, похожие на топот не одного, не двух – нет, целого центума людей.
– Да вы издеваетесь… – хриплю я и, чётко понимая, что одной моей пушки на всех не хватит, начинаю рыскать по помещению глазами в поисках уголка, где можно было бы спрятать своё истерзанное тело от очередной напасти. Отвлёкшись на сколопендру, я и не заметил, что не только пол, но и вся комната за это время успела преобразиться. Я смотрю на целую коллекцию странных чёрных приборов: все как один громоздкие, тяжёлые на вид, выполненные довольно грубо, словно были доставлены сюда из далёкого прошлого. Само пространство напоминает странный гибрид между смотровой госпиталя, заводским складом и отсеком астролёта. Для чего конкретно оно построено, можно лишь догадываться. В то же время я отмечаю, что некоторые части пола и оборудования как будто не до конца прогрузились и обрываются в случайных местах, продолжаясь в трёхмерном пространстве слабыми голубоватыми полигонами, схематично изображающими недостающие фрагменты.
А ещё здесь становится невыносимо холодно…
– Вот он!
В белом проёме порта возникают чёрные силуэты людей.
Так держать, Тоа, также известный как камрад Тормоз!
Толпа вбегает в помещение, и я вижу, что все они облачены в броню, не сильно отличную от моей собственной, если не считать преобладающего в ней цвета хаки и общего неопрятного вида: наплевав на дресс-код, они, кто во что горазд, перемешали в своих костюмах шлемы, защитные окуляры, респираторы, цепи и ещё Сейвер знает что. Впечатление такое, что экипировались они на том же мусорном заводе, где жил и работал Тинни.