Люди без прошлого
Шрифт:
Вопрос, кстати, был архиважный. Деньги обещали отменить при коммунизме – как абсолютно ненужное звено между человеком и товаром. А до коммунизма оставалось десять лет – так сказали на XXII съезде КПСС. В историческом плане – просто секунда. Восторжествует социальная справедливость, каждый будет отдавать по способностям, а получать по потребностям.
– В ближайшей перспективе деньги не отменят, плохо работаем. Давно в этом городе, Борис?
– Давно, – вздохнул Чайкин. – Учился в Пскове, прокурором хотел стать, да не сбылось. Родители умерли, от бабушки ушел… У меня такая, знаешь, бабушка, – Борис заулыбался, – ей бы в гестапо работать. Потом женился, до Смоленска не доехал, задержался в Плиевске… В общем, непонятно все, – заключил Борис. – Без бутылки не разобраться.
–
– А как же, – Чайкин засмеялся. – Все вот ушли, сижу на телефоне, работаю. Нужно было книжку взять, да Микульчин ругается… это наш начальник отдела. Рутина у нас, – признался Борис. – Не Москва, где страсти кипят. Убийства только бытовые или мужики по пьяни чего не поделят. Банды не орудуют – на чем им тут поживиться? Беглые зэки не лютуют – до ближайшей колонии верст двести с гаком. Тоска, поручик… Драки, поножовщина, семейные дрязги, доходящие до рукоприкладства. Не только мужики своих избранниц дубасят. На той неделе гражданка Протасова так отделала мужа сковородкой, что чуть череп не раскроила. Мужик до автомата кое-как доплелся в милицию позвонить. Серьезно, чуть не убила своего благоверного. И было за что – этот утырок всю зарплату пропил. Вообще всю. Стоило бабе к сестре на пару дней уехать, так он закатил пир горой со своими дружками…
– Арестовали бабу?
– Не стали, все правильно сделала. К черту мужскую солидарность. Гнать таких надо из семей… или сковородки о них ломать. Вся лестничная площадка Протасовой аплодировала. А мы народная милиция – не можем пойти против народа, соображаешь? Ну, погорячилась, бывает. Мужик-то жив. Нам интересно даже стало – где она так драться научилась? Микульчин предложил ей пару уроков операм преподать – показать, как надо обезвреживать хулиганов… А больше и вспомнить нечего. – Чайкин устремил задумчивый взгляд в потолок. – Девятого числа кассу на ремонтном заводе пытались взять – аванс привезли и оставили на ночь, дураки… Но дилетанты попались: сейф поковыряли, вскрыть не смогли, а связанный сторож прекрасно слышал, как они друг друга по именам называли. Потом и взяли по его показаниям: троих молодчиков-тунеядцев из деревни Быково. Дурачье, короче. В школе плохо учились, иначе знали бы, что сейф стамеской не вскрывают и пилкой по металлу его не возьмешь. Теперь зона всему научит… 15-го числа квартиру взломали на Героев Труда – нормальная трехкомнатная квартира, последний этаж. Забрали меховые изделия, деньги, ювелирку… и по крыше ушли. Явно залетные, по наводке орудовали. Сработали умно, ни следов, ни свидетелей. Пострадавший – замдиректора свинокомплекса Ракитин, в прошлом проходил свидетелем по делу о хищениях. Жаль, не подозреваемым. А еще в Игнатьевском переулке некую бабу Женю повязали, – Чайкин оживился, – энергичная старушка, продает самогон собственного изготовления – первосортный, между прочим… по свидетельству тех, кто пил. Сколько раз ее накрывали, изымали товар, проводили разъяснительные беседы, а она ни в какую. Пенсии, говорит, на безбедную жизнь не хватает. В общем, самогон реквизировали, сделали последнее предупреждение. Жалко ее, 84 года бабке, рассказывала, как с Котовским в одной тачанке каталась…
– Да, не Москва, – констатировал Павел. – А за этим столом кто работал? – он осторожно постучал по столешнице.
– Нет его больше, – охотно отозвался Борис. – Скончался дорогой товарищ, Малышев Виктор Семенович. На этом месте его инфаркт и подкараулил. Сидел, работал, ничто не предвещало, вдруг голову уронил, задергался… Вдвоем мы с ним были – как с тобой сейчас. Только ты живой, а он нет. Месяц назад случилось. Хороший человек был, только пожилой уже, возглавлял нашу первичную партийную организацию. В РОВД 12 человек – члены КПСС. Напрягся ты что-то, Павел, – Чайкин прищурился. – Не бойся, место не проклято, ну, помер человек, с кем не бывает…
– Со мной еще не бывало… Слушай, а Микульчин скоро придет? Рабочий день в разгаре, это ничего?
– Эй, поосторожнее, – забеспокоился Чайкин. – А то и впрямь придет. Был уже с утра, потом в больницу побежал. Нездоров
Отворилась дверь, тяжело ступая, вошел мужчина – жилистый, сухой. Он был еще не старый, лет пятидесяти. Жесткие волосы были тщательно выстрижены, помечены мазками седины. Чайкин укоризненно глянул на Павла: ну, и зачем спросил?
Обнаружив в комнате постороннего, мужчина нахмурился. Болдин поднялся.
– Это тот самый, товарищ капитан, – скупо пояснил Чайкин. – Вроде нормальный, не заносчивый, как все москвичи.
«А вы со всеми москвичами знакомы, товарищ лейтенант?» – чуть не сорвалось у Павла с языка.
– Разберемся, – у начальника отдела был неспешный хрипловатый голос. Обменялись рукопожатием, Микульчин направился к столу в центре комнаты. Проблемы со здоровьем были видны невооруженным глазом. Человек тяжело ходил, плохо дышал. Когда садился, не сдержал гримасу боли.
– Все в порядке, Константин Юрьевич? – участливо спросил Чайкин.
Микульчин отмахнулся:
– Нормально. Где все?
– Работают, товарищ капитан. Ну… так они сказали. Чекалин пошел опрашивать свидетелей драки на Мостовой. Максимов на пристань убежал – там ЧП.
– Ладно… – Микульчин хмуро уставился на новенького. В глазах начальника отдела застыла затаенная печаль. – Значит, ты у нас Болдин, которого так расхваливал Ваншенин… Понял уже, что это не Москва?
– Понял, товарищ капитан.
– В партии состоишь?
– Нет, товарищ капитан.
– Надо состоять, товарищ старший лейтенант.
– Понимаю, товарищ капитан. Разрешите не сегодня? Не готов еще.
Хрюкнул Чайкин – и тут же сделался серьезным, даже озабоченным.
– Вижу, что не готов, – взгляд начальника скользнул по потертой джинсовой ткани. – Ладно, живи пока, посмотрим, что ты из себя представляешь. Уже устроился?
– Нет, Константин Юрьевич, только прибыл – и сразу сюда.
– Один, без жены?
– Чтобы она ему всю ссылку испортила? – хихикнул Чайкин.
– Не женат, товарищ капитан.
– Ну, конечно, не сообразил, – Микульчин тяжело вздохнул, стал перебирать папки на краю стола.
«Я же здесь со скуки подохну», – тоскливо подумал Болдин.
Срочными делами, от которых зависит судьба страны, отдел явно не перегружен. Мог бы уйти в работу – но нет. И чем глушить тоску по утраченному? Алкоголем? Рано еще, да и нет подобного опыта.
Отворилась дверь, ворвался крепыш с широкой физиономией и густыми волосами. Модные баки сползали по вискам почти до скул. Жилетка и клетчатая рубаха смотрелись еще ничего, а вот пижонские туфли с острыми носками – хуже некуда. Провинциальная мода была сурова, как сибирская зима.
– Представляете, товарищ капитан, на Каинке потерпел крушение прогулочный теплоход! – объявил крепыш. – Из Бакатино к Днепру шел. Народа на борту – полно. Экспедиция какая-то, дачники, просто отдыхающие. Аккурат напротив нас и навернулись.
– Это как? – не понял Микульчин. – Как на нашей Каинке можно навернуться?
– Ну, не то чтобы совсем, – смутился парень в безрукавке, – сошли с фарватера, сели на мель…
– Ошибка пилотирования, – подсказал Чайкин.
– Точно, – согласился крепыш. – А еще закусывать надо при управлении крупногабаритными плавсредствами. В общем, теплоход брюхо пропорол, но по инерции двигался дальше, с мели сошел – и к причалу… Пока дошел, тонуть начал. Народ – в панику, кто на причал перепрыгивает, кто в воду сигает – а потом вплавь до берега… Полностью не затонул, глубина небольшая, но осел основательно. Теперь торчит на причале – картинка, я вам скажу. Спасательная команда из береговой конторы прибыла, давай людей с теплохода эвакуировать… В общем, все живы, особо пострадавших нет, но есть крупный материальный ущерб – целый теплоход. Просто так его не вытащишь, пробоину надо чинить, воду откачивать. Теперь у нас, как в Севастополе, есть собственный памятник погибшим кораблям. Максимов, – оперативник сунул Павлу широкую ладонь, – Владимир Максимов, старший лейтенант, оперуполномоченный. А ты тот самый, о котором все уши прожужжали? Ну, как вам новость, мужики?