Люди Дивия
Шрифт:
– Ты, Мартин?
– спросил я, осторожно, с некоторого расстояния заглядывая в дупло. Однако в его темноте ничего нельзя было различить.
– Я, - ответил невидимый обыкновенным человеческим голосом.
– Не может быть, - прошептал я.
– Тогда не зови меня и ни о чем не спрашивай.
– Нет, - передумал я, - согласен... это ты... А ты не мог бы показаться?
Несколько времени было тихо. Я на всякий случай отступил от дерева на еще более безопасное расстояние - все равно в темноте дупла, как я уже говорил, разглядеть что-либо не представлялось возможным, а вот остерегаться всяких неожиданностей следовало. Тут-то и возникло в дупле лицо Мартина Крюкова. Мало того что условное,
– Какой же ты Мартин! Ты... изображение, доска... ну, в лучшем случае, дух!
Он раздвинул губы в презрительной усмешке и ответил:
– Думай так, если тебе угодно. Но раз уж я появился, мы будем говорить.
Я внимательно посмотрел на него... как назвать это существо? Одушевленное существо, но в то же время нарисованное. Допустим, я буду называть его "доской". Так я решил в первое мгновение. Но доска была какой-то одухотворенной, даже чересчур, и к тому же меня сильно увлекло желание - не берусь судить о его своевременности - дать ему, существу этому, мужское имя. Хорошо, пусть он будет "духом".
Странный союз связал меня с "духом". Он дал мне понять, что я, вызвав его, теперь от него не отделаюсь, и мне, конечно, было странно представить себе, как он станет преследовать меня по лесу, если я вздумаю сбежать, но, оглядевшись кругом, я почему-то вдруг поверил, что это возможно. Все-таки он оставлял впечатление чего-то деревянного. Например, у него отсутствовали волосы, или они были изображены так, что их за условностью и не разглядишь. Или, скажем, его взгляд - живой, мерцающий, влажно блестящий и все же пустой, как если бы вместо глаз он имел обыкновенные дырки. То же и рот, открывавший за слабым шевелением губ черную пустоту. Мысленно рассуждая обо всем этом, я пришел к выводу, что поговорить нам стоит, ведь если бы "дух" хотел действительно обмануть меня, он принял бы более правдоподобные формы, а так, вот этим несколько надуманным и даже карикатурным своим обликом, он указывал, видимо, на установление телепатической связи между мной и настоящим Мартином Крюковым.
– Скажи, Мартин, - начал я, - для чего ты приказал мне и Рите идти в лес?
– Чтобы открыть вам истину, - ответил он без запинки.
– И в чем она?
– Я отвечу тебе при одном условии: если ты отдашь мне Риту.
Иными словами, он хотел, чтобы Рита влезла в то дупло, скрылась в его логове. Конечно, я не сразу это сообразил. Нахмурился, раздумывая и сомневаясь. Отдать Риту? Но зачем она ему? Зачем Рита "доске", хотя бы и одушевленной?
С другой стороны, не скажу, чтобы это условие показалось мне слишком обременительным и тяжелым, если уж на то пошло, оно вполне соответствовало моим пожеланиям. Мало ли я вытерпел от обыденности этой особы! Почему бы ей и в самом деле не исчезнуть в дупле? Но... была и третья сторона... я не таков, чтобы вдруг и просто так, за здорово живешь, выйти из рамок приличий и даже не попытаться взглянуть на поставленную предо мной задачу с позиций нравственности.
– Как это может быть?
– возразил я.
– Она ведь живая... живое создание... И как я буду выглядеть, если соглашусь на такой обмен?
– Ты же ученый, - усмехнулся он, - а что для ученого важнее познания истины? Тебе предоставляется шанс. Единственная в своем роде возможность. Будет странно, если ты ею не воспользуешься.
Я зашел с другого боку:
– А ты уверен, что действительно способен открыть истину... знаешь ее?
– Если это мое знание, как я могу быть неуверен в нем?
– Твое... но что оно представляет собой в свете объективности?
– Отдай Риту и узнаешь. У нее много энергии Зет, а это очень кстати для меня.
Мне показалось, что он совершил промах, и я торжествующе закричал:
– Но я вывел из нее эту энергию! И ты сам приказал это сделать. Какого же рожна ты теперь говоришь о том, чего нет? Где твое всеведение?
– Вывел... Вывел он! То было раньше, в другое время, - ответил "дух" грубо.
– Тебе не понять. Отдавай или проваливай!
Я нерешительно взглянул на Риту. Меня поразило, что она сидит там, возле костра, с таким видом, будто мой разговор с дуплом совершенно ее не касается.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ....................... Остромыслов тревожно покосился на меня.
– Надеюсь, Никита, ты не находишь предосудительным, что я сделал выбор в пользу истины?
Я встрепенулся.
– Как! Ты ждешь от меня одобрения и похвалы? Думаешь, я буду рукоплескать тебе за то, что ты отправил мою жену в какое-то дупло?
– Я допускаю, - заметил Остромыслов с хладнокровием естествоиспытателя, - что ты на моем месте поступил бы иначе. Но у каждого свой путь, Никита. Мы часто совершаем поступки, не задумываясь, как они отзовутся на других, и если бы не это, не видать никому из нас самостоятельности. Чрезмерная взаимосвязанность между людьми... она вредит развитию личности. Но и отвергать ее напрочь тоже не годится. Видя теперь в более ясном свете последствия моего выбора, я вижу и те новые возможности, которые открываются перед тобой в виду исчезновения твоей жены. Возможно, ты склонен пренебрежительно отозваться о том дупле. Но я бы на твоем месте не спешил, да... видишь ли, дупло дуплом, казалось бы, велика ли важность. А может, все-таки тут и что-то иное, большее? Почему бы тебе не допустить, что тебя ожидают подвиги на манер Орфея, спускавшегося в ад за своей женой Эвридикой... ведь это в каком-то смысле вполне вероятно, дружище!
– Каждый поступок имеет цену, - заостренно возразил я.
– И даже если совершивший его человек не желает ничего знать о ней, она существует, она не меньшая истина, чем та, которая достигается поступком.
– Я не знаю, как в моем случае сопоставить эту цену с истиной, которую я добыл.
– Остромыслов пожал плечами, удивляясь моей наивности.
– Я не знаю приема, с помощью которого это можно было бы сделать.
– Этот прием в твоем сердце, - сказал я, - но он порос таким мхом, что похож скорее на могилу...
– В таком случае, - живо перебил собеседник, - давай отделим овец от козлищ. Ты нашел во мне что-то мертвое. Пусть! Я даже согласен! Признаю! В каждом из нас сыщется немало ороговелостей, окаменелостей... всяких ископаемых штучек, рудиментарных остатков... Но наряду с этим мертвым во мне много живого, и мне проще простого указать тебе на это, напомнив, какие чувства вызывала у меня твоя жена, сколько раздражения и гнева пробудила она в том же моем сердце...
... Ах так, подумал я, вот ты как повела себя! Заставила меня, ученого, образованного, культурного человека, настрадаться из-за твоей жалкой сущности, а теперь хочешь, чтобы я терзался еще и из-за этого условия, придуманного Мартином Крюковым или тем, кто его замещает, из-за этого ужасного выбора, сама же сидишь себе как ни в чем не бывало!