Люди грозных лет
Шрифт:
— Рубануть всеми пулеметами, — проговорил Козырев. — Пусть, гады, захлебнутся на веки вечные.
— И рубанем, рубанем, — заскрежетал зубами Бондарь, но тут же замер от страшной мысли. Сейчас немцы не трогают группу советских воинов, укрывшихся в роще, единственно потому, что не знают о ней. Но стоит только хоть раз выстрелить, а тем более дать пулеметную очередь, как противник бросит к роще все, что есть поблизости.
«Пятьдесят человек погибнут, — лихорадочно думал Бондарь, — а неизвестно еще, нанесем ли немцам потери».
Суета на батареях усиливалась. От кухонь, от тягачей, от штабелей снарядов немцы бежали к орудиям. Теперь
— Иван Сергеевич, снимайте пулеметы с западной опушки и немедленно сюда, — прошептал Бондарь и с привычной ловкостью лег на землю, определяя, удобно ли вести огонь с этого места. Забыв обо всем и видя только вражеские батареи, он перебегал с одного места на другое и, наконец, нашел пологую, почти незаметную на фоне земли крохотную высотку, откуда были видны все вражеские позиции.
— Быстрее, быстрее, — торопил Бондарь пулеметчиков.
Нетерпение овладело и пулеметчиками. Они уже знали решение командира и старались делать все быстро, но, как всегда в спешке, делали не то, что нужно. Бондарь не выдержал, схватил ближний от него пулемет и сам выкатил его на позицию. Прибежавший с двумя расчетами Козырев установил свои пулеметы рядом. Едва взявшись за рукоятки пулемета, Бондарь, как и всегда, почувствовал удивительное спокойствие. Он указал, кому куда стрелять, скомандовал прицел и, сам поймав на мушку крайнюю справа пушку, крикнул:
— По фашистской сволочи лентой, с рассеиванием по фронту!.. — Но команды он не закончил, как земля вздрогнула, из стволов вражеских орудий метнулись снопы пламени и раскатисто ахнул первый залп.
— Огонь! — что было сил крикнул Бондарь и, привычно удерживая пулемет за рукоятки, нажал на спусковой рычаг.
В оглушающей трескотне он не слышал своего пулемета и только, не отрываясь, следил за мушкой, двигавшейся острием там, где стояли вражеские орудия. Прежде чем он понял, что лента кончилась, наступила страшная, опустошительная тишина. Остро, до боли звенело в ушах, сладкий пороховой дым щекотал горло, в усталых от напряжения глазах мелькали розовые круги.
— Пулеметы в укрытие, — скорее по привычке, чем сознательно, скомандовал Бондарь и не заметил, как кто-то вырвал у него из рук хобот пулемета.
Отойдя в сторону, он прислонился к березе и смотрел туда, где виднелись вражеские орудия. Там что-то горело в нескольких местах, что-то взрывалось, но сами орудия молчали. От них в разные стороны бежали немцы, но было их совсем мало. Большинство артиллеристов оставалось лежать возле лафетов, возле колес, между орудиями, на зеленой траве лугов.
— Ну, товарищи, — сказал Бондарь, всматриваясь в разгоряченные лица пулеметчиков, — мы сделали большое дело. Там, на фронте, наши товарищи скажут нам великое спасибо. Теперь начнется самое трудное. Сейчас они бросятся к нам, и мы должны выстоять, выдержать до темноты, а потом прорваться и соединиться со своими. По местам, товарищи!
С этого момента, как только он подал команду «по местам», все сомнения и тревоги Бондаря исчезли совершенно, и у него осталось только одно чувство необходимости делать то дело, которое обязан он делать и как командир, и
— Идут, товарищ старший лейтенант, — подбежав к Бондарю, доложил посыльный из расчета Вершкова.
Это «идут» сказало Бондарю все. Подхватив автомат, он побежал на восточную опушку. Кусты больно хлестали по лицу, по рукам, а он не чувствовал боли, думая лишь о том, чтобы поскорее увидеть тех, кто «идет». Он ожидал, что вот-вот затрещат выстрелы, засвистят пули, но ни выстрелов, ни свиста пуль не было. «Может, напрасная тревога, — мелькнула надежда, — может, немцы вообще не поняли, откуда их обстреляли, и не знают, что мы в роще».
Но, увидев суровые, сосредоточенные лица пулеметчиков, он понял, что тревога не напрасная.
— Много их, человек двести, — не поворачивая головы, сказал Вершков, — пулеметы есть, а пушек и минометов не видно.
Бондарь присел рядом с Вершковым и метрах в трехстах, прямо перед собой, увидел немцев. Частой цепью они рассыпались по всему ржаному полю и шли, пригибаясь и держа автоматы перед грудью. Позади цепи во ржи то появлялись, то исчезали небольшие группы немцев. Бондарь ожидал, что из цепи выдвинутся несколько разведчиков и пойдут к роще, но вся цепь вдруг залегла, метров двести не дойдя до рощи, и сразу же все ржаное поле засверкало вспышками, треск автоматных и пулеметных очередей смешался со свистом и визгом пуль.
«Это настоящие каратели, — едва успев нырнуть в окоп, подумал Бондарь, — так они с нашими партизанами расправляются».
Он хотел поднять голову, выглянуть из окопа — и не смог. Рассекаемый пулями воздух над окопами дрожал и колебался.
«Все пропало, — с ужасом подумал Бондарь, — никто не сможет даже головы поднять. Так и ворвутся они в окопы и в упор перестреляют всех».
Сидевший рядом с ним Вершков приподнялся и, ойкнув, тут же упал в окоп.
— Что? — вскрикнул Бондарь.
— Ухо, кажется…
— Дайте перевяжу.
— Вытерплю, потом, — ответил Вершков, — перебьют всех.
По тому, как приближался треск автоматов и пулеметов, Бондарь понял, что немцы продвигаются к роще.
— Огонь! — закричал он и рванулся из окопа.
Что-то горячее с огромной силой толкнуло его назад, и он свалился в окоп.
— Огонь! — прокричал он, уже лежа в окопе. Однако никто, кроме Вершкова, не услышал его.
Все в лесу трещало, свистело, выло. Вдруг среди свиста пуль и треска стрельбы чуткий слух Бондаря уловил какой-то новый звук. Бондарь прислушался и замер от радости: это, несомненно, длинной, сплошной очередью бил наш родной «максим». Свист пуль над головой уменьшился, и Бондарь приподнялся в окопе. Не успел он крикнуть «Огонь!», как из соседнего окопа выполз вначале кожух, а затем и весь станковый пулемет, и Казанков в упор ударил по немцам. Слева открыл огонь и второй станковый пулемет. Вначале Бондарь совсем не видел немцев, стреляя из автомата по ржи. Только выпустив несколько очередей, он заметил, что часть немцев вразброс лежала на лужайке между рощей и рожью, часть стреляла из ржи, часть, пригибаясь, убегала назад.