Люди и боги
Шрифт:
Нави действительно принимался изучать атлас, и его немигающий взгляд замирал на каждой странице, и знающий человек мог догадаться: Нави запоминает схемы былых сражений. Карен, наблюдавшая за ним, могла бы порадоваться дважды. Во-первых, Нави позабыл и о Минерве, и о прошлом графини Нортвуд, и теперь стало полностью ясно, что он не собирается выдать Дороти. А во-вторых, он не просил чисел. Но радости Карен мешало одно обстоятельство: Нави почему-то мрачнел день ото дня. Поглощая битвы с большим интересом, он делал из них, очевидно,
— Сударь, позвольте побеспокоиться о вашем душевном благополучии.
— Беспокойся, — только и выронил Нави.
— Это фигура речи, она заменяет собою вопрос: что происходит?
— Ну, много всего… Намечается раскол Церквей, смена формы правления, падение Династии. Что конкретно тебя интересует?
— Нави, я о вас волнуюсь! Почему вы все время печальны?
— Ну, просто… Нет здесь ничего такого…
— Вы уделили войнам излишнее внимание. У вас слишком ранимая душа, чтобы так много слушать о смертоубийстве.
— Ты говоришь, будто я какой-то ягненок. Это обидно, между прочим! Я — самый обычный бог, ничем не хуже остальных, и к войнам отношусь совершенно спокойно.
— Тогда почему вы так угрюмы?
— А разве мое эмоциональное состояние требует объяснения?
— Вы спите со мною под одной крышей. Облако тоски, окружающее вас, затрудняет мне дыхание. Я могу хотя бы узнать причину?
— В царстве богов всякий имеет право на любую эмоцию, и ничего никому не должен объяснять. Хоть смейся до упаду, хоть плач от безнадеги, хоть удивляйся всему на свете — никто тебя не осудит. Твои чувства — твое личное дело!
И Нави прервал разговор.
Карен обратилась к Дороти:
— Миледи, вы-то, к счастью, пока не богиня. Выслушайте меня. Наш властелин навигации тронулся умом. Я имею в виду, он вышел за те пределы безумия, в коих до сих пор удерживался. Стал одержим историей войн, она вгоняет его в глубокую тоску, но он продолжает интересоваться ею. Кроме того, отказывает себе в числах. Как я ни пыталась навязать ему хотя бы одно — не взял. Я полагаю, Нави испытывает больное желание ранить самого себя. Возможно, он наказывает себя за то, что обидел вас. Прошу: поговорите с ним, наладьте отношения.
Глядя мутными глазами, графиня выдавила:
— Бедный мой невинный Элиас… Как жаль. Тебя тоже сожрали…
— Миледи, о чем вы? Я толкую о Нави. О том Нави, который вытащил нас из лечебницы. Теперь мы обязаны ему!
— Зачем же я пошла до конца? Когда Эрвин начал мятеж, еще не поздно было отступить… Мы получили бы все, кроме короны… Какая глупая, непростительная алчность…
— Миледи, доля заговорщицы очень тяжела. Я посочувствовала бы вам, но меня сильно отвлекает тревога за Нави. Успокойте его, накормите числами — и я смогу полностью отдаться состраданию к вашей доле!
— Ничего уже не исправить… Сбитая фишка… Никто не поможет…
Карен очутилась меж двух огней. Верней сказать, меж двух трясин с черной водою. Куда ни ступи, провалишься в омут чьей-нибудь печали.
Играя роль экономки, Карен держала на хранении остатки их средств. После всех трат в распоряжении беглецов имелось чуть меньше эфеса. Невеликая сумма, однако достаточная, чтобы бросить двух мучеников и взять билет на дилижанс. Но Карен не могла сбежать — данное слово чести велело ей помогать спутникам, даже если они не принимали помощи. Карен пустила в ход все возможные средства.
Разбудила графиню ни свет, ни заря и выволокла на утренние упражнения — во имя Праматери Сьюзен. Погоняла по набережной, заставила приседать и прыгать, окунула в бодрящую морскую воду. Графиня вспомнила, как купалась в проруби с братьями, как хорошо было в детстве — понятно и просто. Села на песок, закрыла лицо мокрыми волосами и так и осталась на пару часов.
Карен подкинула Нави еще десяток чисел — исписала ими его простыню и наволочку. Он бросил беглый взгляд и сказал, что глупо со стороны Карен — заниматься счетом деревьев, беседок и отдыхающих на лавочках. В такое сложное время следует посвящать умственный ресурс более важным задачам.
Карен подсунула графине пачку бумаги и «Голос Короны», попросила переписать. Сказала, что деньги на исходе, «Голос» желательно продать, но очень хочется оставить копию. Графиня прилежно писала три часа к ряду. Труд умиротворил ее, морщины на лице разгладились. Карен уже стала праздновать успех, но ахнула, заглянув в листы. То была не копия «Голоса», а покаянная исповедь интриганки, сгубившей себя, мужа и дочь. Карен отняла листы и сожгла — нельзя хранить такую улику! Глаза графини наполнились слезами: «Так сгорела моя жизнь…»
Карен вытащила Нави на прогулку в самый солнечный час, повела вдоль пляжа, на котором нежились несколько довольно миловидных барышень. Невзначай заговорила о том, как боги выбирают себе женщин и где знакомятся с ними? Какие каноны красоты приняты в подземном царстве? Счел бы Нави привлекательной, например, вон ту худощавую брюнетку? Нави с запинкою ответил, что среди богов приняты некоторые… хм… магические ритуалы знакомства, невозможные в подлунном мире.
— Вы знакомитесь с помощью Предметов?! — поразилась Карен.
— Некоторым образом, да.
— Но вы же можете просто подойти к девушке, представиться ей…
— С какой целью?
— Ну, сударь… для начала, хотя бы побеседовать.
— Но я уже беседую с тобой! Ты хочешь от меня отделаться? Так и скажи, я пойду почитаю о кайрах. Хозяин дал мне занятную книжицу.
Помимо тщетности всех попыток, Карен сильно задевал тот факт, что друзья даже не замечают усилий, прилагаемых ею. Впервые за двадцать лет она решила проявить участие — и что же? Ни благодарности, ни даже внимания!