Люди и боги
Шрифт:
Душа Дороти раскололась надвое. Одна половина знала: я сама, по своему желанию, затеяла все это — интригу, убийство, обман. Другая половина не могла ни понять, ни принять: как я могла хотеть такого?! Конечно, я не святая, могу и пойти на преступление… Но ради чего? Я имела замки, золото, власть — и запятнала душу лишь затем, чтобы получить немного больше замков, золота и власти? Помилуйте, боги! Это глупость, бессмысленная чушь. Счастливей всего я была посреди моря, в жалкой лодочке с двумя безумцами, без единой монеты в кармане!
* * *
Раздумья сделали Дороти угрюмой и тихой.
Пожалуй, это было не слишком разумно с ее стороны: задевать такого ранимого парня, как Нави. Если он не выдал Дороти ради денег, то вполне может сделать это от обиды. Карен решила предупредить подругу. Сказала: я прекрасно понимаю трагедии прошлого, я видный мастер этого дела, если бы при дворе имелось министерство прошлых трагедий, то я должна была бы его возглавить. Однако сейчас недурно бы подумать о будущем и не злить Нави без надобности. Лучше даже скормить ему несколько чисел и занять его больной мозг успокоительными вычислениями, чтобы он, во имя богов, не занялся чем-нибудь другим. Дороти ответила: «Сожри меня тьма!», хлопнула дверью и ушла гулять.
Карен попыталась уладить дело своими силами. Обошла гостиницу, сосчитала деревья на подъездной аллее, окна на первом и втором этаже, ступени лестницы, ведущей к морю. Посетила четыре беседки с видом, прикинула, сколько отдыхающих за день захотят посидеть в них и полюбоваться прибоем, учитывая, что одна из лавок липнет от свежей краски, а в другой торчит плохо вбитый гвоздь. Вооружившись таким арсеналом чисел, Карен разыскала Нави и спросила:
— Как ваше самочувствие, сударь?
— Неплохо. А твое?
— Ах. Последний человек, кого волновало мое самочувствие, умер еще при Телуриане. Скажите лучше вы: не тревожат ли вас головные боли?
— Вроде, нет. Почему ты спрашиваешь?
Карен не собиралась говорить напрямую. Первой подойти к Нави и самой предложить ему чисел — непристойность и пошлость. Может, дворовая девка и стала бы так предлагаться, но не Карен.
— Я вижу тучи на горизонте, грядет смена погоды. А погодные капризы приносят людям головную боль и смятение души. Если у вас не болит голова, то как дела с душою? Она в смятении?
— Душа как душа…
— Не скрывайте своих печалей, мне вы можете довериться. Если вы в смятении, то скажите, что могло бы успокоить вас. Я сделаю все, что в моих силах.
— Ну… Если ты пообещаешь больше не смеяться надо мной, то мне будет приятно…
— Разве отсутствие насмешек — тот бальзам, что успокоит вашу душу? Мне думалось, моя ирония как раз бодрит и забавляет вас, а успокаивает нечто другое.
— Карен, на что ты намекаешь?
— Совершенно ни на что. Я просто хотела быть любезной и приятной вам. Раз уж Дороти обделила вас своим общением, то я могла бы восполнить утрату. Но если вам ничего не нужно…
— Это не так. Всякому человеку что-нибудь нужно, и мне тоже, и даже несколько вещей. Но я не могу понять, что же ты предлагаешь.
— О, ради Елены! Я не торговец, чтобы бегать за вами по пятам и сыпать всякими предложениями. Если вам что-нибудь нужно, то скажите сами, а если нет, то дайте же мне покой!
— Карен, извини, пожалуйста. Я уже не могу говорить, пора идти.
— Ну, разумеется. Так много неотложных дел, что нужно оборвать беседу на полуслове!
Нави спасся бегством. Карен обдумала свои действия и не смогла понять, почему успех ускользнул от нее. Зато она придумала новый план: написала карандашом три числа на краю простыни Нави — так, что он точно заметит их, укладываясь спать. Затем пошла за ним следом — присмотреть, не натворит ли Нави бед от числового голода.
Она нашла его на крыльце, в обществе хозяина гостиницы, попивающим эль и ведущим неспешную беседу. Нави нашел новую жертву, — смекнула Карен. Он выжмет досуха бедолагу-трактирщика, выдавит из него все циферки и напьется на неделю вперед. Нужно хоть немного умерить его жадность, иначе нас попросят вон.
Карен выждала минут пятнадцать, чтобы Нави успел получить несколько чисел, а затем подошла отвлечь его. Какого же было удивление Карен, когда она услышала разговор. Беседа касалась вовсе не чисел, а предмета, который никогда в жизни не заботил Нави: войны!
— Нет, сударь, здесь не было вины полководца. Стэтхем сделал все, что мог. Северяне просто не могли победить при Пикси.
— Вы имеете в виду искровое оружие?
— Не только его. Понимаете, что такое лоскутная армия? Нет, сударь?.. Что ж, глядите. Армия северян — это четыре отдельных корпуса: Лиллидей, Майн, Роберт Ориджин и медведи. В таком составе войско действует впервые. Совместного опыта мало, координация слаба, присутствует своеволие, особенно со стороны медведей. Не войско, а одеяло из четырех лоскутов. Вот по швам оно и порвалось. Нортвуд ринулся в атаку и угодил в окружение. Майн пошел на помощь — получил удар во фланг. Роберт и Лиллидей остались на позиции — упустили время и оказались в полном меньшинстве, когда тех двоих разбили.
Манипулируя салфетками, бутылкой и кружками, хозяин стал разыгрывать сражение на столе. Он был увлечен своим рассказом и не выказывал никакого раздражения, так что Карен рискнула оставить его в когтях Нави.
Прогулялась вдоль берега, послушала горластых чаек, потрогала пену, подставила солнцу плечи. Подумала: как странно с этим морем. Двадцать лет жила на островке, и волны, чайки, солнце не вызывали иных чувств, кроме тоски. А выбралась на материк — и то же самое море вдруг похорошело, наполнилось мечтами и романтикой. Оно стало настолько заманчивым, что даже соблазнило Карен разуться и войти в воду — правда, только по щиколотку.
Потом погода переменилась, ливень загнал ее обратно в гостиницу. И каково же было ее удивление: Нави все еще беседовал с хозяином, и по-прежнему о войне! Правда, они сместились под навес. Там, укрытый от струй дождя, трактирщик вещал:
— Я лично не служил в Альмере, но слыхал от людей, достойных полного доверия: у Красной Земли отличное войско. Герцог Айден не давал своим рыцарям расслабиться, регулярно проводил то турниры, то маневры. Дважды посылал их в походы на Запад — не для наживы, а за опытом. А по качеству оружия, доспехов, коней, альмерцы — чуть ли не лучшие на свете. На Севере хорошие мастера-оружейники, зато в Альмере — деньги. Монета, сударь, многое решает в военном деле.