Люди и боги
Шрифт:
— Сожри меня Червь, если еще хоть раз запру эти гнойные ворота!
Клятве Ройхара остались верны и его потомки. Никто не увидел повода запирать ворота, поскольку внутренности замка не интересовали никаких захватчиков. Главная ценность — стада и табуны — всегда оставалась снаружи. Так и вышло, что ворота Рей-Роя стоят открытыми уже полтора столетия.
— Остроумно, — признал Эрвин. — Владеть крупнейшим замком на Западе — и никогда его не запирать. Как заблуждаются те, кто говорят, что у шаванов нет чувства юмора!
— Когда-то шаваны взяли в плен
Но тут ганта осекся и повел носом по ветру. Шумно вдохнул, нахмурил брови:
— Большое войско прошло…
Эрвин огляделся. За время беседы они проделали несколько миль вдоль берега Ройданы. Не сказать, что изменилось что-либо. Все та же Степь вокруг — скучная и плоская на вкус уроженца гор. Все та же трава колышется на ветру, вгоняя в дремоту, все та же черная вода блестит меж камышей. И прежнее тревожное безлюдие — ни души, куда ни глянь.
— Какое еще войско, ганта?
— Орда Морана, должно быть.
— Как узнали?
— По запаху.
Эрвин не заметил перемены: как смердели повсюду коровьи лепешки, так и смердят. Но ганта Гроза, похоже, мог распознать тончайшие оттенки аромата, и Эрвин не стал оспаривать его мастерство.
— Орда ушла из Рей-Роя? Куда?
— Похоже, на север, — ответил ганта, пошевелив ноздрями. — Да вон твои разведчики, они расскажут.
И верно: Хайдер Лид с парой бойцов четвертой роты подъехал для доклада.
— Милорд, впереди множество следов. Кони, волы, коровы, колеса телег, даже пешие люди. Большой отряд прошел вчера со стороны Рей-Роя на север, к Юлианину мосту.
Неприятный холодок зашевелился в животе: на север — это ведь навстречу батальонам Лиллидея.
— Насколько большой?
— Не меньше пятнадцати тысяч всадников, еще скот и колесный обоз.
— Моран послал войско против Лиллидея?
— Весьма похоже на то, милорд. Этим и объясняется запустение: все ушли за ордой в надежде на поживу.
— Ради Агаты, мы идем на запад, — ехидно выронил ганта Гроза.
— Я должен предупредить отца, — сказал Джемис. — Милорд, отпустите меня на север.
— Не сможешь, — буркнул ганта. — Не обойдешь орду. Тебя поймают и скормят шакалам.
Джемис набычился, выпятив челюсть:
— Я должен.
Эрвин бросил:
— Отставить! Сперва разберемся. Капитан Лид, удалось ли добыть языков?
На протяжении всего пути разведчики Лидских Волков пытались захватить пленных. Это оказалось нелегкой задачей. Изредка навстречу попадались всадники — но, издали заметив северян, бросались наутек. Пару раз были взяты пастухи с небольшими стадами, но принесли мало пользы. Все знающие шаваны ушли — видимо, вслед за войском, поглядеть, как волков положат в пыль. А те, кто остался, ничего толком не знали.
Однако на сей раз Хайдеру Лиду улыбнулась удача:
— Милорд, захвачены двое, сейчас их приведут.
Вскоре языки встали перед герцогом, и тот приуныл от их вида. Дед и баба — старик со старухой, иначе не скажешь. Обветреные, морщинистые, смуглые — не лица, а дубовая кора. И дремучие настолько, что даже не знали общей речи. Обнажая желтые старческие зубы, они пыхтели и каркали на степном диалекте, а разведчик из Лидских Волков переводил:
— У них телега, милорд. Ехали за войском, везли кумыс на продажу. Сломалось колесо, отстали на день. Тут мы их взяли.
— Что они знают об орде? Куда она пошла?
Две морщинистых ладони вместе указали на север.
— Говорят, к большому мосту, милорд. По большому мосту пришли волки, орда идет на бой, а где бой — там добыча.
— Сколько тысяч воинов?
Старуха помотала головой, старик раскинул руки — вооот как много.
— В Рей-Рое остались войска?
Старик качнул ладонью — мол, так себе, чуть-чуть. Но в сравнении с целой ордой, даже тысяча всадников — маленький отряд.
— Степной Огонь повел орду?
В этом Эрвин почти не сомневался, потому высоко поднял брови, услышав ответ:
— Степной Огонь остался в Рей-Рое.
— Можно ли им верить?
Хайдер Лид показал пленникам нож. Они только пуще закивали, указывая жестами то на юг, то на север.
— Милорд, они клянутся: Моран остался здесь, у Пламенного Быка, а орда пошла вон туда, к мосту.
— Кто ведет орду?
Старик ответил очень кратко. Старуха повторила, как эхо. Разведчик разинул рот:
— Милорд, они говорят… вождь-червяк!
Гроза вмешался:
— Осел ты, переводчик. Не вождь-червяк, а Гной-ганта! Ориджин, ты знаешь, кто это?
Эрвин передернул плечами.
— Бог смерти и тлена. Как его имя — Пауль? Натаниэль?
Пленники только повторили:
— Гной-ганта.
— Как он выглядит?
Теперь они говорили долго, разведчик едва поспевал с переводом:
— Они говорят, не видели его сами, только слышали рассказы. Они говорят, Гной-ганта страшный и пахучий… с мухами… с женщинами…
— Молчи, не позорься, — буркнул Гроза и сам стал переводить: — Гной-ганта черен и страшен, как сумрак. Его окружают тысячи мух, а зловоние повергает в ужас врагов. За ним следуют два неживых воина и две обнаженных девы, всегда готовых лечь под него. Кто поднимет руку на Гной-ганту, тот не умрет, а будет проклят на все века.
— Персты Вильгельма? — Спросил Эрвин. — Гной-ганта стреляет Перстами? Сжигает врагов?
Гроза повторил за стариком:
— Он милостив и никого не убивает, но насылает такое проклятие, что многие лучше выбрали бы смерть.
— Какое именно?
Сверкая глазами, пленник прорычал одно слово.
— Страшное, — сказал Гроза. — Старый осел не знает.
Эрвин сравнил мысленные картины. Пауль ли это? Две обнаженных девы, два неживых воины — читай, пара шлюх и пара калек. У Пауля после гробницы осталось двадцать боеспособных солдат и ни одной шлюхи. Окружен мухами и смердит — как Аланис, когда у нее гноилась рана. Но раны Пауля не гноятся, а сами собой заживают. Милостив — не убивает, а проклинает. Вот уж точно не похоже! «Милостивый» Пауль оставляет за собой лишь обугленные кости.