Люди и портреты

Салов Юрий Борисович

В конце концов ему пришлось подчиниться, безвольно выполняя то, что угодно ей, и его посетило чувство, что он побежден, эта капитуляция перед ее волей.

Это порабощение Павел не понимал, но при этом оно пугало его своей неизбежностью.

Он открыл глаза.

В этот день

после обеда гостем Павла был Николай. Как ни в чем не бывало, он балагурил, будто последний раз они виделись на очередной пьянке-гулянке и вот опять встретились по такому же поводу. Он принес фрукты и домашнюю еду от жены, а затем достал из кармана пиджака плоскую фляжку. Эх, дружище...

– Коля, как дела? Свободно пускают? Мне же, оказывается, отдельную палату выделили, как ценному свидетелю. К чему готовят, не знаю.

– Вот уж без понятия! Я назвался твоим братом, меня и пропустили.

– Ну-у-у, братишка!

– Кстати, какие у тебя ранения-то?

– Пара ребер сломано, травма таза, плюс щека сильно обожжена. Заодно по мелочи - сотрясение мозга, ушибы, царапины. Словно судьба хранит меня для каких-то своих целей. Скоро бегать буду!

Вошел полноватый усатый врач с пакетом. Белый накрахмаленный халат не скрывал его внушительное пузо. Из-под медицинской шапочки на затылке пробивался седой ежик волос.

– Какие у вас замечательные родственники!
– уважительно произнес он, не обращая внимание на подозрительную фляжку, стоявшую на полке в тумбочке. - То сами навещают, то посылки присылают!

– Посылку?
– удивился Павел.
– Колян, это ты, что ли?

– Нет.

– Кто передал?
– спросил Павел у врача.

– Думаю, родственники ваши, - врач сухо пожал плечами и передал объемный пакет Николаю.
– кстати, у вас через полчаса плановый осмотр.
– с этими словами он покинул палату.

– Коля, дай, пожалуйста, сюда.
– Павел уселся на кровать.

– Держи.

Павел разорвал скреплявшую пакет веревку и развернул упаковку из плотной коричневой оберточной бумаги. Уже по форме посылки он догадался, что там может быть внутри.

Его догадка была верна - там был портрет.

Павел взглянул на него и сразу все понял.

Это был тот самый его портрет. Только он был закончен.

Художник обладал недюжинным матерством - ему удалось запечатлеть на холсте не только внешность Тумасова, но даже отразить силу его характера. Кроме того, портрет словно жил. Например, глаза были так искусно написаны, что в них присутствовал живой блеск. Все черты лица представляли собой набор сложных, мастерски выполненых серий, которые все вместе создавали эффект максимального приближения к оригиналу. Фигура человека словно излучала силу и уверенность. Это было очень выразительно, Павел был похож на Бельмондо в фильме 'Профессионал'. Загадочный общий фон только усиливал впечатление человека, подчинившего себе окружающий мир. Человек на картине выглядел хозяйном всего, самостоятельной планетой, вселенной...

– Ух ты!
– восхищенно воскликнул Николай, разглядывая из-за плеча Павла картину.
– Вот человеку бог дал таланту...

– Бог?
– расхохотался Павел.
– Бог? По-моему, в картине чего-то нехватает...

Он взял картину и подошел к окну. Затем он стал со всей силы колотить по оконному стеклу.

– Паша, ты чего?
– подскочил к другу Николай, но увидев остановившийся взгляд Павла, остервенело бъющего по стеклу, выскочил в коридор.

– Сестра! Тут больному плохо!
– донесся из коридора его голос.

Наконец стекло сдалось и лопнуло с глухим треском. Павел посмотрел на свою руку - она была вся в крови - и засмеялся.

Он по-видимому задел осколками себе вену на руке, поскольку кровь нитяной струйкой потекла вниз, попадая на портрет, лежавший на подоконнике. Капля за каплей пятнышко крови превратилось в миниатюрную лужицу.

Павел намочил в крови палец и не обращая внимания на прибежавших в палату Николая с медсестрой, увлеченно рисовал, рисовал, рисовал...