Люди как боги

Серия «Эксклюзивная классика»

Перевод с английского С. Рюмина

Школа перевода В. Баканова, 2023

Мистер Коттедж срочно нуждался в отпуске, но поехать было некуда и не с кем. Он вконец заработался. Домашний быт ему тоже надоел.

Будучи от природы очень привязчивым, он любил свою семью настолько,

что изучил ее наизусть, поэтому, когда ему случалось хандрить, семейное окружение вызывало у него острое ощущение скуки. Трое сыновей подрастали и, казалось, становились с каждым днем все выше и голенастее. Они занимали любимые кресла отца, донимали его, тренькая на пианоле, наполняли дом хриплым, раскатистым гоготом, смеясь над анекдотами, от которых у родителей покраснели бы уши, мешали невинному флирту, составлявшему одно из главных развлечений мистера Коттеджа в этой тоскливой юдоли, обыгрывали его в теннис, дурачась, возились на лестничных площадках и с жутким грохотом скатывались по двое и по трое вниз по ступеням. Их шляпы валялись буквально повсюду. Они опаздывали к завтраку. Каждый вечер ложились спать под дикие вопли: «Хо-хо-хо! Бум!» – что матери, как видно, доставляло удовольствие. Семейство стоило немалых денег и беспечно не брало в голову тот факт, что доходы мистера Коттеджа не могли угнаться за ростом всего на свете. А когда он произносил за столом постные истины о мистере Ллойд Джордже или делал малейшую попытку поднять уровень застольной беседы выше глупой перепалки, сыновья напускали на себя рассеянный вид.

Мистер Коттедж страстно желал уехать от семьи куда-нибудь подальше, где можно думать о родных с тихой гордостью и нежностью, лишь бы их самих не было рядом.

А еще ему хотелось на время уехать от мистера Стона. Его терзал один вид улиц, он жаждал никогда в жизни больше не видеть газет или газетных афиш. Его угнетали дурные предчувствия финансово-экономического краха, в сравнении с которым недавняя мировая война представлялась случайным недоразумением. Все это объяснялось тем, что он был заместителем и помощником по общим поручениям редактора «Либерала», хорошо известного органа печати, принадлежавшего депрессивному направлению прогрессивной мысли. Еще одной причиной был все больше отравлявший душу, стойкий пессимизм его шефа мистера Стона. Раньше еще кое-как удавалось противостоять мистеру Стону, украдкой отпуская шуточки насчет мрачного вида начальника в разговоре с другими сотрудниками, но других сотрудников больше не было – в порыве финансового отчаяния мистер Стон всех их сократил. Теперь статьи для «Либерала» регулярно писали только мистер Коттедж и сам мистер Стон. А следовательно, мистер Стон мог обращаться с мистером Коттеджем, как левая нога пожелает. Редактор, ссутулившись и засунув руки глубоко в карманы брюк, сидел в своем кресле и с мрачной миной разглагольствовал обо всем на свете, иногда не закрывая рта по два часа кряду. Мистер Коттедж от природы тяготел к сдержанному оптимизму и вере в прогресс, однако мистер Стон был твердо убежден, что вера в прогресс устарела по меньшей мере на шесть лет и что либерализму оставалось надеяться разве что на скорое наступление Судного дня. Закончив дайджест, который сотрудники, когда в редакции еще были сотрудники, называли «дать жесть», мистер Стон удалялся, предоставляя все прочие материалы очередного еженедельного номера заботам своего зама.

С мистером Стоном было трудно ужиться даже в обычные времена. Необычные же изобиловали малоприятными событиями, вполне оправдывавшими меланхолические предчувствия. Великий локаут в угольной отрасли продолжался уже месяц и, похоже, грозил Англии торговой катастрофой. Каждое утро поступали все новые сведения о бесчинствах в Ирландии, которые нельзя было ни простить, ни загладить. Затянувшаяся засуха угрожала видам на урожай по всему миру. Лига наций, от которой мистер Коттедж в великие дни правления президента Вильсона ожидал гигантских свершений, оказалась нагоняющим тоску, чванливым дутым пузырем. Повсюду происходили конфликты, повсюду правил абсурд. Семь восьмых мира все больше скатывались к хроническому беспорядку и социальному разложению. Сохранять оптимизм перед лицом фактов было бы трудно и без мистера Стона.

Организм мистера Коттеджа действительно почти перестал вырабатывать надежду, а ведь для таких, как он, надежда была важным сольвентом, без которого жизнь камнем застревает в желудке. Он всегда уповал на либерализм и его бескорыстные устремления, однако теперь начинал думать, что либерализм навеки обречен сидеть, ссутулившись и засунув руки в карманы, брюзжать и бурчать о деятельности менее благородных, но более энергичных людей, сумбурной деятельности, которая неминуемо погубит весь мир.

Дни и ночи напролет мистер Коттедж переживал за судьбы мира. Ночами даже больше, чем днем, потому как мысли отгоняли сон. Его преследовало жуткое вожделение выпустить номер «Либерала» самолично, переписать его после того, как мистер Стон уйдет домой, выкинуть всю неудобоваримую дрянь, жалкие, пустые придирки то к одному, то к другому изъяну, злорадство по поводу зверств и несчастий, утрирование простых, естественных человеческих промахов мистера Ллойд Джорджа, апелляции к лорду Грею, лорду Роберту Сесилу, лорду Лансдауну, папе, королеве Анне, императору Фредерику Барбароссе (адресат менялся каждую неделю), восстать, стать рупором и душой юных устремлений возрожденного мира, выбросить все и наполнить весь номер Утопией! Сказать изумленным читателям «Либерала»: вот что нужно делать! Вот как мы поступим!.. Какой это будет удар для мистера Стона в тихое воскресное утро! Может быть, от удивления он в кои-то веки перестанет исходить желчью и нормально переварит завтрак.

Увы, все это были лишь глупые фантазии. Дома ждали три молодых отпрыска рода Коттеджов, кому он был обязан обеспечить достойный старт в жизни. И какой бы сладкой ни была мечта, мистер Коттедж не питал иллюзий: для ее осуществления ему не доставало ума и ловкости. Он бы обязательно все испортил.

Не угодить бы из огня да в полымя. «Либерал» – газета унылая, вгоняющая в сплин, мелочная, но не подленькая и не злобная.

И все же во избежание подобного катастрофического срыва мистеру Коттеджу срочно требовалось на некоторое время отдохнуть от общества мистера Стона. Он и без того уже раз или два осмелился перечить шефу. Так и до ссоры недалеко. Естественно, первым шагом к желанному отдыху от мистера Стона должен стать визит к врачу. И мистер Коттедж его нанес.

– У меня нервы шалят, – признался мистер Коттедж. – Я чувствую себя как последний неврастеник.

– Вы страдаете неврастенией? – спросил врач.

– Моя работа мне обрыдла.

– Вам нужен отпуск.

– Думаете, смена обстановки мне поможет?

– Да, и как можно более радикальная.

– А вы не могли бы посоветовать, куда поехать?

– А куда вы хотели бы?

– Ничего не приходит в голову. Я думал, что вы подскажете.

– Какое место приглянется, туда и поезжайте. А до тех пор не насилуйте свои симпатии.

Мистер Коттедж заплатил врачу гинею и, вооружившись его инструкциями, приготовился объявить мистеру Стону о своем недомогании и необходимости отдыха, как только представится удобный случай.

Некоторое время планы на отпуск лишь добавляли веса и без того тяжкому бремени забот, лежащему на плечах мистера Коттеджа. Решение куда-нибудь уехать поставило перед ним три неразрешимые проблемы: каким образом, как далеко и – потому как мистер Коттедж был одним из тех людей, кому быстро надоедала любая компания, – с кем. К выражению откровенного уныния на лице мистера Коттеджа, ставшему в последнее время привычным, незаметно примешался яркий лучик вороватой хитрецы. Впрочем, кто и когда обращал внимание на выражение лица мистера Коттеджа?

Кое-что он понимал со всей ясностью: дома об отпуске нельзя даже заикнуться. Стоило миссис Коттедж что-то пронюхать, как случилось бы то, в чем он не сомневался: она немедленно с умелой заботой взяла бы все это дело в свои руки. «Ты должен отдохнуть как следует», – скажет она. Выберет неблизкий и недешевый пансион в Корнуолле, Шотландии или Бретани, накупит кучу нарядов, постоянно что-то будет вспоминать в последний момент, и багаж под конец обрастет массой неудобных котомок. Да еще потащит за собой мальчишек. Жена, вероятно, предложит одной-двум группам знакомых приехать туда же, «чтобы было повеселее». А если те согласятся, то не преминут захватить с собой худшие стороны своего характера и окажутся несносными занудами. Пустые разговоры, вымученный смех, бесконечные настольные игры… Нет уж!