Люди, которые всегда со мной
Шрифт:
Значит, Витька убежал со двора. Вот только куда?
Она вышла за калитку, огляделась по сторонам. Далеко, в самом конце улицы, у входа в продуктовый магазинчик толпилась очередь – наверное, привезли что-то дефицитное. Девочка представила, как шумно, гамно и неуютно в этой толпе людям. Если бы не Витька, она обязательно пошла бы туда, чтобы понаблюдать за очередью. Иногда это очень интересно – стоять в сторонке и следить за тем, как ведут себя в толпе женщины и мужчины. Женщины очень живые и крикливые, они могут поссориться, тут же помириться, а следом снова поссориться.
«Сначала посмотрю у нас, а потом решу, где еще Витьку искать», – подумала Девочка, резко развернулась и побежала вверх по улице.
Дома нани Тамар и Таты стояли совсем рядом. Когда выныриваешь из-за поворота, первым делом утыкаешься в невысокий забор, который тянется вдоль дороги и отгораживает проезжую часть от сада. Девочка знала каждую жердь, каждый заусенец этого забора и, пробегая мимо, водила ладошкой по его шершавому, подернутому лишайником боку. Дорога обросла по краям одуванчиком и пастушьей сумкой. Нани каждое растение называла по-своему. Пастушью сумку, например, пищей бедняков.
– Цветки и листья отдают малосольной брынзой, – объясняла она, – поэтому в народе это растение называют «хлеб и сыр». А хлеб и сыр – это пища бедняков.
Нани очень любит угощать детей разной травой. То щавеля нарвет, то пастушьей сумки, а то молодую крапиву с крупной солью в руках перетрет – и давай кормить их, словно птенцов, – щепоть одной, щепоть другому. Ладонь у нани небольшая, с глубокими поперечными линиями, на безымянном пальце левой руки поблескивает старое серебряное кольцо. С ее рук все кажется необычайно вкусным.
Вечер только занимался. Во дворе, на грубо отшлифованной и накрытой пледом скамье, сидели Вера и Тата и в четыре руки чистили грецкие орехи – на варенье. Эта скамья была излюбленным местом отдыха взрослых – сидишь на домотканом пледе, над головой шумит тутовое дерево, высоко в небе летают деревенские ласточки. Иногда они усаживаются шумной стаей на проводах и щебечут о чем-то своем, умиротворенном.
При виде мамы с бабушкой Девочка расплылась в счастливой улыбке – как хорошо, что они дома. Летом и мама, и Тата, и бабушка Шушик рядом – в школах каникулы, учителя не работают.
– Ты где пропадала? – спросила у дочери Вера. Узел сине-голубого платка смешно топорщился у нее в волосах.
– У бабушки Лусинэ. – Девочка, чтобы не испачкаться – ореховый сок не смывается с одежды, обошла скамью, ткнулась лбом сначала в затылок маме, потом – Тате. Они обернулись одновременно, чмокнули ее в щечки.
– Сама худющая, а щеки – во, – кругло повела руками в воздухе Тата.
Девочка прыснула, боднула ее в плечо. Вера рассмеялась:
– Вся в Петроса. Даже щеками.
– Это да, – самодовольно откликнулась Тата. – Вся в моего сына.
– Витьку не видели? – спросила Девочка.
– Видели, – Тата ткнула пальцем вверх, – сегодня он играет в молчаливого покорителя вершин.
Девочка задрала голову. Витька сидел на шершавой ветви шелковицы, свесив вниз худые, искусанные комарами ноги.
– Тут
– А я тебя ищу. Сейчас поднимусь.
Девочка вскарабкалась на дерево, осторожно подползла к Витьке, уселась рядом, плечом к плечу. Скосила глаза на него, завозилась, шумно вздохнула. Первой заговорить не решалась, поэтому сидела молча, только водила в воздухе ногами. Внизу, прямо под ними, мама с Татой чистили орехи – срезали острым ножом зеленую, плотную, пахнущую горечью кожуру. Ореховый сок моментально окрашивал пальцы и ногти в кофейную черноту. На земле стояли две большие кастрюли. В одну женщины кидали кожуру, а в другую – очищенные плоды.
– Как вовремя мы взялись за варенье, – посмотрела вверх Тата, – видишь, перегородки мягкие, еще не затвердели. С грецкими орехами нужно держать ухо востро: промахнулся на два дня – и они уже непригодны для варенья.
– А как не промахнуться на два дня? – спросила Девочка.
– Нужно каждый день срывать по одному плоду и проверять его зрелость. Я тебя потом научу, как правильно вычислять зрелость ореха.
– А когда варенье будет готово?
– Недели через две, – Тата спохватилась, растопырила почерневшие пальцы, – через четырнадцать дней. То есть десять и еще четыре дня.
– Уууу, как долго. Да, Витька? – Девочка ткнула его локтем в бок, как бы приглашая к разговору. – Скажи?
Витька шмыгнул носом, нахохлился.
– Он сегодня молчаливый как никогда, – Вера кинула в кастрюлю очищенный орех, взялась за другой, – прибежал, взобрался на дерево и сидит. На все расспросы отвечает угрюмым молчанием.
Витька зашебуршил, снова шмыгнул носом. И выдавил неожиданно глухим, ломким голосом:
– Она за мной приехала. Хочет забрать с собой. Насовсем хочет забрать. В Симферополь. Это город такой. Она там живет.
У девочки резко разболелось в животе. Она обхватила себя крест-накрест руками, чтобы утихомирить боль.
Внизу воцарилась тишина. Вера отложила нож, встала:
– Мама за тобой приехала?
Витька молча кивнул.
– Я ее видела, – голос Девочки предательски зазвенел, оборвался, – она нехорошая. Она мне совсем не понравилась!
– Слезайте с дерева. Пожалуйста, – попросила Вера.
Тата продолжала чистить орехи – мерными, однообразными движениями – срежет кожуру по окружности ореха, а потом убирает остатки короткими стежками ножа. Наверху шумно хлопнула дверь. По лестнице, опираясь рукой о металлические перила и аккуратно ступая боком, спускалась нани Тамар. Девочка при виде нани заскулила – тихо, жалобно.
– Нани, ай нани. Витьку увозят.
– Что? – Нани остановилась, приложила ладонь к глазам, выглядывая правнучку в ветвях дерева. – Повтори, я не расслышала.
– Слезай, – Вера подошла к стволу шелковицы, протянула к дочери руки, – и дай Витьке слезть.
Девочка словно не слышала и не видела ее. Она сидела, горестно ссутулившись, и скулила однотонным, жалобным голосом. На Витьку не оборачивалась, словно его здесь уже нет, словно он уехал – далеко и навсегда. Витька молчал, только иногда громко, зло шмыгал носом.