Люди, которые всегда со мной
Шрифт:
– Вот и я так считаю. А Овакима не переубедить, у него одна верная линия – партийная. А все остальные побочные и, значит, неправильные.
– Еще раз увижу, что кинули в костер живую ветвь – выпорю вас этим чипотом, – раздался скрипучий голос Тамар. Тата с Верой выглянули в окно. Дети, навесив на лица фальшиво-скорбные мины, наблюдали за тем, как нани колдует с останками костра.
– Фелен, Пелен и Самум Гелен, – фыркнула Вера, выудив откуда-то из памяти персонажей старинной болгарской сказки. Эту сказку им с Лилькой часто рассказывала Анна Николаевна. Девочки взбирались
Вера внимательно наблюдала, как Тамар чертит чипотом крест таким образом, чтобы кострище оказалось в его центре. Потом она обсыпала тонкой полоской соли крест, соединяя его концы в круг.
– По часовой стрелке, – бубнила Тамар себе под нос, – обязательно по часовой стрелке. Чтобы вымолить у природы прощение за то, что погубили ее живое дитя. Вот сколько раз я вам говорила – нельзя кидать в костер живую зелень? – снова напустилась она на детей.
– А мы специально! – тренькнула Девочка. – Нам было интересно узнать, работает примета или нет?
– Нечего демонов будить, раз они спят. Разбудишь – обратно не загонишь. А теперь несите метлу, будем мусор выметать!
– Сейчас! – Дети были счастливы – бурчание нани их ничуть не задевало. Они относились к нему с легкостью и с пониманием: набедокурил – получил втык. Закон справедливости.
Хлопнула дверь наверху. Оваким – переодетый в домашнее, со свежей газетой под мышкой – спускался со второго этажа.
Вера вытащила из холодильника кастрюлю с окрошкой – холодная, на разбавленном мацуне, с мелко рубленными огурчиками и зеленью, она была излюбленным летним блюдом бердцев – спасала от жары и не утяжеляла желудок.
– Пора ужинать, – позвала в окно Тата.
– Идем!
Пока дети мыли руки, Тата в двух словах рассказала Овакиму о приезде Марины. Оваким выслушал молча, крякнул, побарабанил пальцами по краю стола:
– Вернулась, кукушка. Вспомнила о ребенке. А на кого она Лусинэ собирается оставлять?
– Но мы же не бросим ее.
– Мы-то не бросим, а она?
Продолжить разговор не получилось – на кухню влетели дети.
– Я не голодна. Мне немного картошки и больше ничего! – заявила с порога Девочка.
– Началось! – закатила глаза Тата. – Ты можешь хоть раз по-человечески поесть?
– Могу. Но не хочу.
Девочка взобралась на колени к Овакиму, прижалась щекой к его щеке:
– Паааапик! Паааапичек [18] !
Оваким поцеловал ее, погладил по голове, усадил рядом.
– Виктор, а ты справа от меня садись. Вот тут. – Он похлопал рукой по сиденью стула.
Витька кивнул, сел, молча принялся есть, не поднимая глаз, – Овакима он любил, но очень стеснялся.
18
Пап,
Вера уже собиралась идти звонить в больницу, но заметила в окно мужа. Тот стоял у забора и разговаривал с высокой темноволосой женщиной. Вера несколько секунд наблюдала за ними – Петрос был явно не в духе, раз убрал руки за спину, – он всегда так делал, когда сердился. Молодая женщина сильно жестикулировала – волновалась.
Вера вышла из дому, пошла к ним. Петрос заметил ее, подался навстречу, она замотала отрицательно головой – стой где стоишь.
– Марина? – спросила, хотя спрашивать не имело смысла – Витька удивительным образом был похож и на отца, и на мать. На отца – большими, немного навыкате глазами и высокими скулами, на мать – овалом лица и полноватыми губами.
– Вы Вера?
– Да.
– Витька у вас?
– Какая тебе разница? – встрял Петрос.
– А тебе какая разница? – резко обернулась к нему Марина. – Он вообще тебе кто?
– Да он вырос у меня на глазах! А вот кто ты ему – это большой вопрос.
– Подождите, – Вера встала между мужем и Мариной, – не ссорьтесь. Витька у нас. Ужинает.
– Я хотела забрать его. – У Марины запрыгали уголки губ, еще немного – и расплачется.
Вера испугалась, что Марина сорвется в крик, устроит истерику. На шум выбегут дети… Этого нельзя было допускать.
– Вас не было так долго, – она заговорила медленно, аккуратно подбирая слова, – дайте ему обвыкнуться с мыслью, что вы вернулись. Ему ведь всего восемь, он еще ребенок. Пусть он сегодня останется у нас, успокоится. А завтра я его приведу к вам. Обещаю.
Марина колебалась с минуту.
– Хорошо. Спасибо.
Она повернулась, пошла по дороге, неловко ступая высокими каблуками босоножек.
– Ты почему с ней так грубо? – обернулась к мужу Вера.
– Я что, хороводы вокруг нее должен водить?
– Она – женщина, ты – мужчина. Должна же между вами быть хотя какая-то субординация.
– Вера, мы с ней выросли вместе. В одном классе учились, за одной партой сидели. Я был шафером на их с Аветисом свадьбе. Она бросила его, уехала с каким-то военным. Аво по гарнизонам мотался, а его мать с ребенком сидела. Когда он погиб, она все не верила, все думала, что в гробу не ее сын, а какой-то другой офицер лежит. Я сам вскрывал этот чертов гроб, чтобы удостовериться, что там – Аво. Вера! Какая! К черту! Может быть! Между нами! Субординация!
– Извини. – Вера зарылась лицом в грудь мужа, вдохнула знакомый запах лекарств – Петрос после работы всегда пах больницей. – Извини. Пойдем ужинать. Потом, когда дети уснут, поговорим. Все уже в курсе – и нани Тамар, и твои мама с папой. Пойдем.
Высоко над головой, царапая острыми крыльями подол неба, летели деревенские ласточки. «Заговор нани помог, – подумала про себя Вера, – раз ласточки летят высоко, значит, дождя не будет». Подумала – и улыбнулась своим мыслям. Надо же, она уже научилась предугадывать погоду по приметам.