ЛЮДИ КРОВИ
Шрифт:
– Иногда я думаю, что твоя мать погубила тебя, вбив тебе в голову слишком много всякой человеческой чепухи. Ты должен научиться следовать своим инстинктам.
Раздувая ноздри, я отдаюсь во власть ее запаха. Меня обволакивают корица и мускус. Они заполняют меня целиком, завладевают моей душой. Если я должен убить, чтобы получить эту женщину, значит, так тому и быть. Взмахнув крыльями, я поднимаюсь в воздух и вылетаю наружу сквозь дыру. Я возвращаюсь в небо и воинственно реву.
– Теперь, дружище, меня уже не застать врасплох, – предупреждаю я, кружа в воздухе и внимательно следя за движениями
– Ты всегда так много говоришь? – спрашивает он и кидается на меня, выпустив когти.
Мы сталкиваемся в воздухе и падаем вместе – узел из хлопающих крыльев, полосующих плоть клыков, бьющих хвостов. Он вонзает коготь в мое правое крыло, оставляя в нем глубокую борозду. Я наношу ответный удар, – и вот у него на шее зияет глубокая рана. Воздух наполняется сладким, густым ароматом нашей крови, содрогается от нашего рева.
Он отцепляется от меня и летит вниз. Я ныряю за ним, ловлю его за хвост, вонзаю зубы в его мягкую плоть. Он вопит от боли и бешено колотит меня по голове и шее своими задними лапами, острыми когтями сдирая мою кожу, разрывая сухожилия, вырывая клочья мяса. Мне очень больно, но все же я не выпускаю его.
Наконец он дотягивается до моего правого глаза, и я частично слепну. С воем я отпускаю его и лечу вниз. Санг летит в другую сторону, чтобы залечить свои раны. Когда мы оказываемся на порядочном расстоянии друг от друга, я расправляю крылья и парю, стиснув зубы от боли, пока заживают крылья, глаз, порезы и царапины.
Я сосредоточиваюсь на притоке крови к поврежденным органам, на восстановлении клеток, на возврате зрения. Залечив раны, я описываю в воздухе осторожные круги, пробую свои силы, готовлюсь к новой схватке. Потом мне в голову приходит мысль: а почему, собственно, я должен ждать его?
Предельно напрягая крылья, делаю мощный рывок вверх, взлетаю так высоко, что становится трудно дышать. Эмиль Санг кружит далеко внизу и зовет:
– Питер! Где ты? Снова прячешься?
И тогда, взревев, я лечу вниз, на него. Я обрушиваюсь на него с силой камня, падающего с высоты десяти тысяч футов. После столкновения мы оба на секунду теряем ориентацию. Но, падая, я все же остаюсь сверху. Прижав его крылья к его телу, я впиваюсь зубами ему в шею сзади, прокусываю толстую чешую и чувствую вкус крови. Он вырывается, но я держу его крепко и все глубже вонзаю зубы.
– Чтобы убить меня, недостаточно твоего жалкого укуса, – говорит он.
– Знаю, – отвечаю я. Мы стремительно мчимся вниз. – Ничего! Ты не выживешь, упав с такой высоты.
Санг смеется, снова пытается освободиться:
– А ты думаешь, что, уронив меня, ты сам успеешь взлететь?
– Нет, – я впиваюсь еще глубже в его плоть.
–
Но надеюсь, что твое тело смягчит удар.
Он рычит от ярости. Мы падаем.
Ее серебристый смех – первое, что я слышу, придя в себя.
– Он мертв? – спрашивает она.
– Кажется, ты сказала, что земля здесь не такая твердая, как везде?
– Когда как!
Я со стоном скатываюсь с бесчувственного тела своего бывшего противника, с трудом встаю на ноги. Санг не шевелится. Я пинаю его ногой. Он не двигается.
– Кажется, он мертв, – говорю я, глядя в его остановившиеся глаза.
– Ты убил его из-за меня? – воркует она, подлетая поближе. Запах корицы и мускуса кружит мне голову.
Ее вопрос вызывает во мне раздражение, как и безотчетная гордость, клокочущая во мне. Мне хочется сказать, что стыдно убивать себе подобных. Но вместо этого я по-хозяйски обозреваю поверженное бездыханное тело и вдыхаю одуряющий запах девушки.
– Конечно, – отвечаю я.
– О! – она уже так близко, что я ощущаю движение воздуха от взмахов ее крыльев. – Можно к тебе присоединиться?
Я еще раз обхожу поверженного врага, выкатив грудь вперед, расправляю крылья и, подняв голову к ночному небу, издаю победный рев.
– Можно к тебе присоединиться? – еще раз беззвучно спрашивает она.
Запах корицы и мускуса становится все сильнее. Сердце мое колотится. Сейчас не время размышлять. Пробил час инстинкта.
– Конечно, – отвечаю я.
Она опускается на землю рядом со мной и подвигается все ближе и ближе, пока наши крылья не соприкасаются.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
Она прижимается ко мне:
– Ты не проголодался?
Этот вопрос удивляет меня. Но, действительно, после всех моих усилий, после долгой битвы с Эмилем Сайтом я должен быть очень голоден. Однако кое по чему я изголодался гораздо сильнее, чем по еде.
– Ты собираешься охотиться прямо сейчас? – спрашиваю я, втайне надеясь, что она имела в виду совсем другой голод.
– Зачем же охотиться, когда перед нами свежее мясо? – и она приближается к моему врагу.- Кроме того,- говорит она,- мы просто обязаны почтить его.
И снова я сожалею, что мои родители, прежде всего отец, так многому меня не научили.
– Женщин учат традициям, а мужчины просто живут, соблюдая их,- сказал мне отец, когда я как-то заговорил с ним об этом. – Это твоя мать виновата. Она тратила твое и свое время на всякую человеческую ерунду. Я научил тебя всему, что нужно. Всему остальному ты можешь научиться сам.
– Почтить? – переспрашиваю я.
– Да, конечно! Мы обязаны сделать это, – отвечает женщина.
Я действительно очень голоден. И потом, кто я такой, чтобы нарушать обычаи и отказывать противнику в последней дани уважения?
– Можно мне первой? – спрашивает она.
Я киваю, и она одним движением вспарывает Сангу живот. Потом зубами вырывает куски мяса и предлагает мне. Наши губы при этом соприкасаются, и на секунду я забываю о голоде. Поедая пищу, полученную из ее губ, я испытываю чувственное наслаждение. Она принимается за еду только после того, как я доедаю предложенный ею кусок. Мы молча едим. Никаких разговоров. Никаких мыслей. Наши головы касаются друг друга Струйки крови стекают из наших ртов. Мы соприкасаемся губами, когда откусываем новые куски мяса. Между тем, по мере того как утихает мой голод, разгорается желание. Мне уже трудно не замечать присутствия женщины. Дыхание мое делается неровным. Есть больше не хочется. Кажется, с ней происходит то же самое. Она тоже начинает дышать громче и чаще. Я прижимаюсь к ней, утыкаюсь головой в ее шею. Она вздрагивает, перестает есть и пятится назад.