Люди нашего берега
Шрифт:
Но вслед за тем Кэнири стал опасаться, как бы старик не сказал тут чего-нибудь неприятного. Этот старик никогда долго не молчит. Такая уж беспокойная у него натура. Постепенно опасения Кэнири переходят в уверенность. Да, старик обязательно скажет, для того он и приехал. Осрамит перед всеми моряками Начнет говорить о том, что Кэнири сам во всем виноват, что это известный лентяй и нарушитель трудовой дисциплины… Ох, не раз уже приходилось Кэнири выслушивать такие слова. Часто ругали его на собраниях, и пожалуй, чаще всех ругал его именно Мэмыль. И зачем нужно было присылать сюда Мэмыля? Лучше бы сам Вамче поехал или попросил бы съездить учителя Эйнеса.
Но Кэнири слышит, что капитан говорит о нем, и на несколько минут забывает о своих опасениях.
— Мы
Как только были начаты поиски, нам приказано было организовать усиленное наблюдение, установить опециальную вахту для этого дела на все время прохождения по Чукотскому морю. «Уэллен» еще только приближался тогда к Чукотскому морю, еще только по Берингову шел. И все суда, находившиеся в этом районе, получили такой же приказ. А когда летчик Бакшеев установил точное местонахождение товарища Кэнири и оказалось, что ближе всех к этому месту находится «Уэллен», нам приказали отклониться от курса, чтобы снять товарища Кэнири с льдины. Такое приказание было передано нам по радио непосредственно из Главного управления, из Москвы. И мы немедленно выполнили это приказание.
«Вот оно как» — думает ошеломленный Кэнири. Ему было неловко, когда он понял, что не только в родном поселке, но и в Анадыре встревожены его судьбой. А тут, оказывается, даже в самой Москве беспокоились о нем Беспокоились, заботились о том, чтобы не погиб в Чукотском море охотник Кэнири.
И, как бы отвечая на его мысли, капитан продолжает:
— Мы, советские люди, знаем, что во всем мире нет более ценного сокровища, чем человек. Этому нас учат партия, товарищ Сталин. Велика в нашей стране забота о человеке. Вот почему мы так радь что смогли принять участие в спасении товарища Кэнири. И теперь, товарищ Кэнири, прежде, чем вы покинете борт «Уэллена», я от имени всей команды хочу пожелать вам здоровья, счастья и трудовых успехов
Капитан, а зa ним все остальные чокаются с Кэнири, поздравляют его. Осушив рюмку, капитан протягивает руку Мэмылю, потом Ринтувги и продолжает:
— А колхозу «Утро», представители которого здесь присутствуют, команда «Уэллена», желает всяческого процветания на благо каждого колхозника, на благо всей нашей великой Родины
И тут встает старый Мэмыль. Так и есть, старик будет говорить. От огорчения Кэнири даже отодвигает от себя тарелку.
— Мне тоже пришла охота кое-что сказать, — начинает Мэмыль. — Я хочу большое спасибо сказать. И вам, товарищ капитан, большое спасибо, и всем вам, товарищи моряки И за хорошие ваши слова, и за хорошие дела, за то, что выручили из беды нашего товарища — колхозника Кэнири.
Старик обводит всех взглядом и продолжает, остановив глаза на молоденьком моряке, сидящем против него:
— Правильно капитан говорил, у нас теперь о простом человеке большая забота. Раньше не так было… Вот, я вам расскажу, как раньше было. Ходил я на охоту вместе с братом. И унесло нас на льдине в море, обоих унесло. Молодые тогда мы были — ему двадцать лет, а мне еще меньше. Никто нас не спасал, никто не искал. Если охотник в море пропал, значит злые духи его забрали. Так шаманы говорили, они всё валили на этих духов — на кэле. Нельзя, говорили, против кэле идти, нельзя спасать. Кэле себе жертву взяли. Вот как… Ну, проплавали мы две недели, изголодались, замерзли совсем. Зимой дело было, льдина не таяла, зато мы сами холодней льдины стали. Брат себе ноги отморозил. Наконец прибило к берегу. Только — к чужому. Подобрали нас американские эскимосы. Брат через несколько дней умер, а я все-таки выжил. И почти семь лет маялся там, пока удалось домой добраться. Почти семь лет
Старик говорит медленно, тихо. Все внимательно слушают его. Вдруг, широко улыбнувшись, старик обращается к капитану:
— Я ведь тоже моряком был. Матросом
И еще, — продолжает Мэмыль, помолчав, — еще я хочу сказать про самого Кэнири. Про него много рассказывать можно… Он. у нас — отличный стрелок. Нарту сделать, байдару кожей обшить — в таких делах он, когда захочет, никакому мастеру не уступит. Кроме тою, он еще и шахматист. Даже на районном турнире честь своего колхоза защищал и привез, для колхозного клуба приз — три комплекта шахмат и три комплекта шашек.
Кэнири сидит, не поднимая глаз от стола. Мэмыль не преувеличивает, вовсе нет, все это — правда. Но про Кэнири можно рассказать и многое другое. Почему это старик оказался сегодня таким добрым? Решил пожалеть? Вряд ли, на него это непохоже. Наверно, считает, что морякам незачем знать все проступки человека, которого они спасли. Пусть думают, что спасли хорошего человека, достойного. А самого Кэнири Мэмыль успеет и после выругать за лень, за легкомыслие, за то, что по его вине пришлось такую тревогу поднимать, столько государственных средств расходовать… А может, 'Мэмыль еще и сейчас повернет в эту сторону?
Все с уважением поглядывают на Кэнири, не подозревая о том, что творится в его душе. А старший помощник капитана — завзятый шахматист — жалеет, что не успел сразиться с таким партнером. Если бы знать заранее, уж он бы не уступил Кэнири доктору, не позволил бы тратить драгоценное время на душ
— Вот, например, — продолжает старый Мэмыль, — один случай. Я сам об этом только сегодня узнал, мне товарищ Ринтувги рассказал. Они с Кэнири — в одной бригаде, мы товарища Кэнири не очень давно в эту бригаду перевели. Как говорится, для укрепления… — Мэмыль скашивает глаза на Кэнири, — для укрепления дисциплины.
Кэнири исподлобья обводит моряков взглядом. Нет, кажется они поняли старика совсем не так, как он. Они, наверно, решили, что не дисциплина Кэнири, а дисциплина бригады нуждалась в укреплении. Ох и хитрый же старик этот Мэмыль..
Но вдруг Кэнири замечает, что капитан усмехнулся и вроде переглянулся с Ринтувги. Может, пока Кэнири полоскался под душем, Мэмыль успел рассказать морякам и кое-что другое?.. Но о каком еще случае вспомнил сейчас Мэмыль?
— Им как-то пришлось руль-мотор через горы переносить, — говорит тем временем старик. — Впереди Ринтувги шел, нес на плече руль-мотор, а позади — Кэнири. Вообще-то, сами видите, Ринтувги — парень здоровый, для него такая ноша — шуточное дело. Но тут, на самой опасной тропке оступился он, упал на одно колено, зашатался. То ли р*уль-мотор из рук выпустить, то ли самому вместе с ним в пропасть лететь… Чувствует, что никак не удержаться. В этот момент Кэнири сзади подоспел, подхватил у него с плеча груз, выручил. И пронес Кэнири этот груз до привала — через самое опасное место пронес. Так дело было, товарищ Ринтувги?
— Так, дядя Мэмыль, точно. Если бы не Кэнири — пропал бы тогда руль-мотор. Да и мне бы, наверно, не удержаться.
Действительно, был такой случай, Кэнири его помнит. Но он не подозревал, что и другие помнят об этом. Так вот, значит, о чем говорили в колхозе, пока его носило на льдине Вот какие случаи вспоминали товарищи
— Я, дорогие товарищи моряки, на этом хочу закончить, — говорит Мэмыль. — Спасибо вам еще раз от всего колхоза «Утро» Спасибо вам от жены товарища Кэнири Спасибо от четырех его сыновей — от двух старших близнецов Омрылькота и Эйгели и от двух младших близнецов Александра и Николая