Люди не ангелы
Шрифт:
Степан снисходительно посмеивался и кидал предупреждающие взгляды на Галю, которая зажала ладонями рот и захлебывалась от хохота.
– Есть же разумные люди!
– продолжал бурно восторгаться Кузьма. Тоже понимают, не то что ты, Степан Прокопович!
Степан не успел опомниться, как Кузьма выхватил из-под стола бутыль, ловким движением руки раскупорил ее, налил полные рюмки, а затем торжественно, с чувством своей правоты, водрузил оплетенку на середину стола.
– Пей! Само радио советует!
Степан, облокотившись на стол и закрыв ладонями глаза, беззвучно смеялся, а
Кузьма торжествовал:
– Во-во!.. Понимают! Святую правду кроют! Эх-ма, есть правда на белом свете!
А затем стал уговаривать Степана, глядя на него с чувством собственного превосходства:
– Ну, пей же! Пей! Ничего с твоим сердцем не сделается, ежели хлебнешь стаканчик самогонки и скажешь об ее крепости свое партийное слово.
Магнитофон уже жаловался на милицию и на сельсовет, которые стоят поперек дороги самогонщикам.
– Какой большой свет, а везде одинаково делается, - продолжал удивляться Кузьма.
– Я только, только сейчас рассказывал о таком же! Во! Слышишь, Степан Прокопович, и у нас в Кохановке так было! Ей-бо, не брешу!
Лунатик залпом выпил рюмку самогонки, затем, потирая от великого счастья руки, стал цепким взглядом высматривать на столе, чем бы ему закусить, как магнитофон начал называть знакомые фамилии и неблагозвучные уличные клички кохановчан, пострадавших от наезда милиции... Кузьма подскочил со стула как ужаленный. В глазах его затрепетал ужас, а по лицу стала разливаться бледность. Он трижды перекрестился, попытался что-то сказать, беззвучно шевеля губами и судорожно глотая воздух. А потом, так ничего и не сказав, опрокинул стул и метнулся к дверям. Тут его и настиг Степан Прокопович, крикнув Гале, которая, упав грудью на подоконник, визжала от смеха, как поросенок: "Выключи!".
Когда магнитофон умолк, Степан Прокопович усадил Кузьму на место и начал его успокаивать:
– Не радио это! Магнитофон - машина такая. Вы говорили, а Галя записала ваш голос.
– Не... Не бреши...
– слабым и просящим голосом ответил Лунатик. Ничего она не записывала... Она на кухне хозяйничала.
– Машина сама записывала.
Встревоженный бледностью лица Кузьмы и сумасшедшинкой в его глазах, Степан Прокопович долго и обстоятельно разъяснял, что такое магнитофон; ссылался на патефонные пластинки, на старые граммофоны.
Старик, притихнув, некоторое время размышлял над словами Степана, а затем немощно сказал:
– Нет, без чертячей силы тут не обошлось.
Степан опять стал убеждать его.
Наконец Кузьма будто успокоился и даже обрадованно засмеялся.
– А я сейчас проверю!
– оживляясь, сказал он.
– Так, говоришь, нечистая сила тут ни при чем? Вот я сейчас прочитаю молитву, а твоя машина пусть попробует запишет ее. Вот хай попробует, а я потом послушаю.
Степану Прокоповичу ничего не оставалось, как согласиться на условие своего гостя, уверовавшего в то, что уличит Степана в сношениях с нечистой силой.
...К удивлению соседей и прохожих, из раскрытого окна дома секретаря парткома Степана Григоренко вдруг разнеслось хмельное молитвенное песнопение:
Христос воскресе из мертвых.
смертию смерть поправ
и сущим во гробах живот даровав...
43
Через некоторое время на обочине улицы возле подворья Степана затормозил, мигнув красными огнями, "газик". Из машины вышли Павел Ярчук и инструктор обкома Арсентий Хворостянко. Видя, что окна в доме секретаря парткома ярко освещены, они уверенно зашли в калитку, но вдруг точно споткнулись о невидимый порог. Оба явственно услышали... церковную молитву (!). Дребезжащий старческий голос, старательно и самозабвенно выводил хвалу Иисусу Христу! Впечатлительному Арсентию Хворостянко даже почудился сладостный дым ладана.
Павел Ярчук и Арсентий Никонович растерянно осмотрелись по сторонам: в тот ли двор зашли?.. В тот!.. Удивленно переглянулись и, не зная, что и подумать, быстро зашагали сквозь густеющую синеву вечера к крыльцу дома.
Неожиданный приход гостей поверг Степана Прокоповича в смятение. Магнитофон уже молчал, а Степан, здороваясь с Павлом и Арсентием за руки, потерянно и глуповато улыбался, догадываясь, что мрачное молчание пришедших вызвано их крайним недоумением. А тут еще на столе бутыль с самогоном мозолила всем глаза!
Сбивчиво стал объяснять нелепую ситуацию, посматривая с вымученной улыбкой и укоризной на Кузьму Лунатика, который стоял, не обращая ни на кого внимания, возле магнитофона и смотрел на него с почтительным удивлением.
На выручку отцу, сама того не подозревая, пришла Галя. С визгливым хохотом, заикающейся скороговоркой она бесхитростно рассказала, как "дедушка напугался самого себя...".
Когда была преодолена неловкость и гости уселись на диван, Степан полушутливо, полусерьезно предложил Кузьме Лунатику взять со стола свою бутыль и вылить самогонку в раковину водопровода на кухне. Кузьма понял главное: самогонка не должна оставаться на столе, а хозяин дома не должен иметь к ней отношения. И он, взяв в руки оплетенку, обратился к Павлу и Арсентию Никоновичу, будто жалуясь на Степана:
– Может, хоть вы попробуете моего лекарственного зелья! А то Степан Прокопович дуже гордый. Брезговает и гнет линию против самогонки.
Не получив согласия, старик с сожалением спрятал оплетенку в узел и стал прощаться.
– Если вы домой, обождите чуток, - сказал ему Павел.
– Подвезу.
– Другой бы не согласился, - весело откликнулся Кузьма.
– А я не откажусь! Побегу занимать лучшее место в машине.
– И вышел из дому, догадываясь, что начальству надо о чем-то потолковать без свидетелей.
Когда за Кузьмой Лунатиком закрылась дверь, Степан Прокопович, не скрывая тревоги, спросил:
– С какими-нибудь вестями?
– Да вот, - хмуро заговорил Павел Платонович, - в обком партии анонимка на меня поступила. Товарищу Хворостянко поручили расследовать.
– О чем анонимка?
– насторожился Степан Прокопович.
– Трудная история, - Павел вздохнул и с грустной неторопливостью стал рассказывать о своей памятной фронтовой встрече с Черных и недавней бурной стычке с Настей в кохановском клубе.