Люди огня

Волховский Олег

Около шести утра поступило сообщение о том, что Дети Господа захватили стадион в Риме и сгоняют туда всех, кто похож на араба.

Был телерепортаж, Марта стояла перед камерой, чуть позади — брат Анджело.

— За каждого убитого заложника мы будем расстреливать по десять мусульман. Погиб один из апостолов. Он стоит по крайней мере двадцати, но пока еще мы милосердны. — Ее белые волосы развевались по ветру, губы плотно сжаты, блеск в глазах. — Мы тоже шахиды, и мы умрем за своего Господа, только нас он воскресит, а их нет.

На ней — пояс, якобы со взрывчаткой. Зачем только? Приказу Эммануила они подчинятся и так, а больше некому приказывать. Скорее для

того, чтобы произвести впечатление.

Милосердие Детей Господа заключалось в том, что они расстреляли все-таки десятерых. Так же, как муриды, посередине стадиона. Слишком это напоминало Газни!

— Что с ними делать, Господи?

— Не мешать! А мне найдите родственников террористов.

Падишах Дауд и шах Ирана Тахмасп Третий прорвались к Господу просить за единоверцев.

— Найдите мне их родственников, — повторил Эммануил.

К этому моменту уже было известно, что основную роль в захвате заложников сыграла террористическая группа Муджахеддин е-Иран и последователи новоявленного двенадцатого Имама.

Родственников террористов собрали в одном из дворцов Двараки и заминировали. Вокруг установили телекамеры.

— Как только прозвучит взрыв в Риме — будет взрыв здесь, — сказал Эммануил. — Единственный эффективный метод борьбы с терроризмом — это терроризм.

Дварака поднялась и поплыла на север, в сторону хребта Эльбурс, точнее, к городу Казвину, неподалеку от которого скрывался Мухаммад Мунтазар. Казвин накрыло тенью.

Вечером Господь выступил по телевидению.

— Во-первых, ультиматум террористов не будет выполнен ни на йоту, ни при каких обстоятельствах. Во-вторых, условия моего ультиматума. Если заложники не будут освобождены в течение суток, Небесный Иерусалим сначала раздавит Казвин, а затем будет взорван дворец с родственниками преступников. Если же заложники будут освобождены, я гарантирую жизнь всем сдавшимся террористам.

Если бы там был порох, можно было бы затопить подземные коммуникации под площадью Святого Петра. Но с современными взрывчатыми веществами этот номер не пройдет. Ни тротил, ни гексоген не гигроскопичны, плохо растворимы в воде и при длительном смачивании своих свойств не теряют.

К тому же поступила информация, что заминированы крыши портиков. Но, если взорвутся только колоннады, жертв все же будет меньше, чем в случае взрыва под площадью.

Горы Эльбурс вулканического происхождения. Скалистые и складчатые, зато не такие голые, как Загрос. Кое-где видны деревья, напоминающие украинские пирамидальные тополя, без листьев и в снегу. Здесь настоящая зима,

А в Риме — дождь. Огромная толпа под дождем. Я еще раз пожалел о том, что гексоген не гигроскопичен.

Утро, шесть часов по среднеевропейскому времени. У нас соответственно половина девятого. Камера установлена в Соборе, под балдахином Бернини (помню я это место). Теперь по четырем углам — четыре автоматчика с тротиловыми поясами, вокруг лестницы в крипту с мощами святого Петра — еще десяток. Держат под прицелом храм, набитый битком. Я вспоминаю, что Марк никогда не расстается с пистолетом. Не могли они обыскать такую толпу. Только какой здесь толк от пистолета?

К телекамере выходит одна из шахидок. Вся в черном. На головном платке — каллиграфическая надпись «Али». Вместо чадры короткая непрозрачная вуаль, закрывающая лицо так, что видны только глаза.

— Я сейчас сделаю то, чего никогда раньше не делала, но пусть те, кто мне близок, узнают меня и подтвердят мои слова для остальных, — произносит она.

И она убрала вуаль. Красива, как может быть красива арабка. Мне не нравится этот

тип женщин. Возраст? Думаю, лет тридцать.

— Я Фатима, дочь пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Перед тем, как вознестись в Аль-Джанну [112] , мой отец предрек явление Даджжала [113] и Махди. «Они уже на земле, — сказал он. — Клянусь тем, в чьих руках находится моя душа. Многих соблазнит Даджжал-обманщик, но молитесь, и вам дано будет различение». И теперь явились они оба: Эммануил — Даджжал и Мухаммед Мунтазар — Махди.

112

Аль-Джанна(общесемит. ган «огражденное место, сад») — мусульманский рай.

113

Даджжал— антихрист в исламской традиции, лже-Махди, слуга Иблиса и враг Бога.

За ней, словно охраняя, стоял мужчина. Его лицо было скрыто маской, какие носят грабители и спецназовцы. Она обернулась к нему.

— Вот Махди. Двенадцатый имам, потомок Али, чье возвращение было предсказано. Он потомок Хусейна, моего сына, и носит то же имя, что и пророк, как и гласят пророчества.

Мужчина снял маску, но под ней не оказалось лица. Телекамеру ослепил свет.

Это продолжалось мгновение. Снова появилась Фатима.

— «Его свет — точно ниша; в ней светильник; светильник в стекле; стекло — точно жемчужная звезда»! Свет Аллаха на нем. Свет Аллаха проникает через него в мир, как через распахнутые врата. А потому сражайтесь со сторонниками Эммануила-Даджжала. И мы здесь, чтобы сражаться до конца. Он зря надеется запугать нас убийством наших родственников и единоверцев. Все, кто сегодня будет убит Даджжалом, тут же окажутся в раю, в тех садах, под которыми текут реки. Они будут возлежать на ложах расшитых, в зеленых шелковых одеждах, и «черноокие большеглазые, подобные жемчугу хранимому, которых не коснулся до них ни человек, ни джинн — в воздаяние за то, что они делали». И мальчики, вечно юные, подадут им чаши, сосуды и кубки из текучего источника, и плоды из тех, что они выберут, и мясо птиц, из тех, что пожелают. И «не услышат они там пустословия и укоров в грехе, а лишь слова: „Мир, мир!“ Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, завещал не оплакивать мертвых. Сейчас смерть — благо, а война — долг и закон!

Эммануил видел это по телевизору. Он сжал губы так, что они побелели.

— Ах, вот как! Не видеть тебе аль-Джанны, Фатима, королева женщин! Никогда! Где здесь ближайший аэродром? Я лечу в Рим!

— А Дварака?

— Пусть висит.

Я отправился с Эммануилом. Мы кружили на вертолете над площадью. Холодно, промозгло, туман. Виден грязный поток Тибра и серая громада замка Святого Ангела. Заложники сидят прямо на асфальте, несмотря на холод и морось. Три дня не простоишь.

По нам разряжают пару магазинов. Не достают.

Эммануил берет сотовый.

— Начинайте!

Это сигнал к штурму подземных коммуникаций.

А здесь? Террористы стоят по колоннадам между статуями святых. Я помню, что статуй сто сорок. Судя по расположению, шахидов не менее двухсот. Я с содроганием жду, что вздуется и поднимется асфальт площади, лопнет, как нарыв, и люди полетят в тартарары, превращаясь в кровавое месиво.

— А здесь, Господи?

— Здесь будет казнь, Пьетрос.

Кажется, становится светлее. На площади блестит вода.