Люди огня
Шрифт:
— Теперь наверх!
Жан пропустил всех вперед и встал замыкающим, точнее погонщиком.
— Давай, давай, Пьер! А то нам обожжет пятки.
Мы оказались в покоях Эммануила перед огромным окном во всю стену. Я помнил эту комнату, здесь он провожал меня в Париж.
Окно пылало. Точнее, пылал Храм, и небо над ним пульсировало и билось алым. Из центра купола вырывался фонтан огня, и стеклянные стены преломляли и умножали это пламя, сияя гигантским костром.
— Смотрите! — закричал я.
Я обернулся. Жан, Вацлав, отец Иоанн. Тереза исчезла.
— Сейчас то же самое будет здесь, — сказал Плантар. — Пьер, как отсюда выйти?
— У дверей должна быть охрана. Пойдемте, я вас проведу.
У дверей стоял Алекс.
— Господин Болотов? — с некоторым удивлением спросил он и покосился на моих спутников. — Кто эти люди?
— Алекс! Ты что, ничего не знаешь? Храм горит! Смотри!
Я распахнул двери и втолкнул его в комнату.
— О, Господи! — прошептал он.
— Лава течет по подземным галереям. С минуты на минуту будет здесь. Оповести людей! Внутренняя связь работает?
— Пять минут назад работала.
— Хоть это в порядке! Все! Действуй!
— Слушаюсь!
— Пошли, — шепнул я остальным.
Мы выскочили на улицу вместе с толпой перепуганных людей. Никто уже не спрашивал, кто мы и зачем. Все думали только о спасении.
Наш микроавтобус остался у подножия Храмовой горы. Возвращаться туда — безумие. Скорее всего от него остался один обгоревший остов. Мои спутники были слишком праведны, чтобы сообразить угнать машину или заняться мародерством, воспользовавшись неразберихой. А посему мы шли пешком. Точнее, бежали.
За спиной послышался грохот. Я обернулся: в центре цитадели рванулся к небу такой же огненный фонтан, как над Храмом. Полетел пепел.
ГЛАВА 4
Где-то через полчаса я постиг пользу добродетели: все улицы были забиты пробками. Передвигаться на своих двоих оказалось наиболее разумным. За нами текла лава, поджигая город.
Мы поднялись на гору к западу от Иерусалима. Лава добралась до подножия и начала обтекать препятствие. Под нами лежал пылающий город.
Плантар что-то тихо говорил отцу Иоанну.
— Ты мог их не положить? — спросил святой.
— Я мог умереть вместе с ними.
— А нам прикажешь избирать нового короля? Сейчас, да? Самое время! Нашел, кого слушать!
Лава растекалась по долине. Я увидел, как она подобралась к Двараке, и летающий остров запылал. Я представил, как горят ее райские сады, и белые дворцы чернеют от гари и пепла.
Было холодно. Падал медленный мокрый снег, смешанный с пеплом. Рыцари Грааля сбросили верхнюю одежду перед сражением в жарком Эммануиловом подземелье. И она осталась там и сгорела в пламени огненной реки. Мне не довелось сражаться и незачем было избавляться от сковывающей движения куртки. Так что я оказался единственным обладателем таковой.
Вацлав посматривал то на мою куртку, то на порванную и окровавленную рубашку Плантара. Взгляд был очень выразительным. Я плюнул, снял куртку и накинул ее на плечи Жану.
— Мне не холодно, — сказал он. — Не надо, Пьер.
— Пневмонию заработаешь — твои ребятки меня живьем съедят.
— Не заработаю. У нас же Копье. Оно не только раны исцеляет.
— Да ладно! Дай мне возможность продемонстрировать им мое самоотречение. Пойдемте, здесь наверняка есть какой-нибудь грот.
Жан предпринял попытку перевесить мою куртку на отца Иоанна. Тот отказался. Ему-то пневмония по определению не грозит. Слава Богу, две тысячи лет без этой напасти, хотя погода бывала и похуже. А избирать нового короля — геморрой тот еще. Избавь уж нас, государь, от этой мороки.
Мы нашли маленькую пещеру и укрылись от ветра. Развели огонь. У Вацлава, курившего трубку, нашлась при себе зажигалка. От несерьезных веточек, росших по склонам, тепла было немного. Плантар сидел на камне у огня, в моей куртке, так и наброшенной на плечи, и укоризненно смотрел на Вацлава. Тот пожал плечами и зажег трубку. Его табак никак нельзя было назвать «смердящим зельем», он благоухал. Очень дорогой табак.
— Вацлав! — окликнул Иоанн.
— Последняя пачка, отче! Как кончится — так все.
Отец Иоанн вздохнул и отвернулся.
В свете костра я посмотрел на свои руки. Знак был на месте.
— Жан, почему?
Он проследил за моим взглядом, но промолчал.
— Жан! Разве я вам не помог?
— Помог, даже очень. Мы бы без тебя не вошли и не вышли, и застряли в колодце, а Филипп расстрелял бы нас по очереди.
— Тогда почему?
— Будь моя воля — я бы его убрал, но с Богом не торгуются, Пьер.
— Чего же еще? Я уже прошел через адское пламя. В колодце на лестнице, пока вы сражались. Ты бы знал, каково мне было! Этого мало?
— Это было не адское пламя, это божественная благодать, — улыбнулся Жан.
— Это? Божественная благодать?
— Ну-у, на кого изливается… Понимаешь, она выжигает дурную часть души. Поначалу всем плохо. Боль, смешанная с неземной радостью.
— Чем же я так плох? Я даже на службе у Эммануила людям помогал!
— Понятно, почему ты ему служил. У вас с ним грехи одинаковые. Родство душ.
— Гордыня, говоришь?
Он улыбнулся.
— Да ладно, Пьер. Все мы одинаковые.
— Кто «мы»?
— Люди.
Утром мы продолжили путь. Я посмотрел в долину: на месте святого города лежало черное базальтовое плато.
В центре, там, где когда-то был Храм, возник столб дыма. Оформился в темную колонну и пополз на запад. А в той же точке уже рос следующий.
— Джинны! — прошептал я.
Плантар оглянулся.
Вереница черных вихрей плыла к дороге на Тель-Авив, где еще стояла автомобильная пробка, не рассосавшаяся с ночи.
Черный вихрь наплыл на крайний автомобиль, вспыхнул красным, и раздался взрыв. Потом еще. Дорога, забитая автомобилями, превращалась в огненную реку. Я услышал крики. Отовсюду: с дороги и с гор. Мы были далеко не единственными, нашедшими здесь спасение.