Люди огня
Шрифт:
Мы все вылезли на палубу. Вацлав стоял на носу, курил, как заправский капитан, и трепался с Антуаном и Ришаром. Жан расположился у мачты любоваться небесами, а Олег сидел на корме и наигрывал на гитаре, чем живо напомнил мне Диму Раевского.
Настроил, пробежал пальцами по струнам и наконец начал петь:
На зеркальный мираж, в даль, за облачный кряж,
все идут пилигримы.
Если б я был пророк, я сказал бы вам: будьте любимы!
Это так же легко, как смеяться, и, кто бы ты ни был,
Жизнь похожа на фарс с эпилогом в безоблачном небе!
Голос совсем другой, выше и чище. Поставленный голос.
Я плюхнулся рядом с Олегом.
— Ты давно с государем? — спросил он.
— Около месяца.
— А до того?
— До того была совсем другая история.
Я посмотрел на его руку, которой он перебирал струны. Вероятно, его фальшивый Знак представлял собой смываемую татуировку, поскольку побледнел после двухдневного шторма и утратил два щупальца из трех.
152
Стихи Ларисы Бочаровой.
Олег проследил за моим взглядом.
— А-а! Я его совсем сотру. Теперь в этом нет необходимости. Да и была ли? У государя его не было никогда — значит, такое возможно. Все наша слабость. А у тебя что, татуировка?
— Не совсем.
— А что не сотрешь?
— Это оказалось очень сложным делом. Месяц пытаюсь.
— Олежа, отстань от него! — окликнул Плантар.
Тут я сообразил, что мы говорили по-французски. Конечно, как же Белозерский мог посметь говорить при «государе» на непонятном ему языке.
— Ну почему же? — усмехнулся я. — Я вовсе не собираюсь скрывать, кто я на самом деле. Олег, тебе мое лицо никого не напоминает?
Он задумался.
— У Антихриста был один апостол, Петр Болотов. Вы немного похожи…
Он запнулся. Совпадали не только внешность, но также имя и национальность. Видимо, он вспомнил и фразу Марии, и в мозгах у него замкнуло. На лице Олега отразилось понимание, и челюсть у него отвисла.
Я наслаждался произведенным впечатлением. Жан укоризненно смотрел на меня. Да, конечно, это форма гордыни — ввести своего собеседника в состояние отвисшей челюсти, несмотря на то что ошарашенный после этого явно будет относиться к тебе хуже.
— Как? — спросил Олег.
— Пусть Пьер сам рассказывает, — ответил Жан. — Я скажу только, что он нам очень помог.
Исповедоваться Олегу, слава Богу, не пришлось. Потому что на горизонте в свете восходящей луны возникли белые паруса потерянных яхт.
Все вскочили со своих мест и радостно ждали их приближения. Вдруг паруса вспыхнули так ярко, словно их осветили прожектором. Я поискал глазами источник света. По небу, пересекая его с запада на восток, медленно плыли три сияющих шара, один огромный, во много раз ярче луны, и два поменьше.
— Болиды? — предположил Олег.
— Больно здоровые для болидов, — задумчиво проговорил я.
Жан тоже смотрел на небо.
— Мы не заходим на Мальту, — сказал он.
Я понял, чего он ждет, и мне стало страшно.
Волну цунами, несомненно, разумнее встретить в открытом море, чем в порту.
Я не знаю, чем закончился этот величавый полет болидов, потому что раскрылось небо. Нас залило светом столь ярким, что пролетевшие болиды показались рождественскими свечками. С запада на восток небо пересекало светило, пылающее, как десять солнц. Оно скрылось за горизонтом на востоке, и небо там еще долго сияло, как в ясный полдень, а потом окрасилось алым, словно перед рассветом, только свет не разгорался, а постепенно угасал.
А потом пришла волна. Я бы ее даже не заметил, если бы не полный штиль. Нас медленно-медленно приподняло вверх и ласково опустило назад. И этот эффект легко можно было бы списать на самовнушение, если бы Вацлав, упорно настраивавший радиоприемник, наконец не поймал радио Сицилии с истошным голосом диктора сквозь чудовищные помехи. Это была та самая волна. У берега она выросла до многоэтажного дома и, словно споткнувшись о дно, обрушилась на побережье, снося все на своем пути.
Скорость один узел. Дизель на яхте есть, но мы им почти не пользовались, экономя дефицитную солярку. Теперь включили, но он постоянно глохнет. Одно мучение!
Мы медленно двигались на запад. Поднялся небольшой ветер, но геную ставить не решились, чтобы не перегружать мачту. Так и шли на штормовом стакселе и зарифленном гроте.
На глади моря появилась рябь. Вторая волна пришла часа через два после первой. Мы ее вовсе не заметили и узнали о ней постфактум по тому же радио, сообщавшему о жертвах и разрушениях на побережье. Оказывается, она была выше первой. Я подумал, осталось ли после нее что-нибудь от Яффы, Тель-Авива и Акры. Очевидно, один из метеоритов упал в Средиземное море. Я опасался, что не самый большой. Еще через пару часов пришла третья волна, выше двух первых, но столь же безобидная в открытом море. А потом пелена дыма и пепла закрыла звезды. Стало холодно, пошел снег, смешанный с грязью. Рассвета не было, только густые серые сумерки.
Найти что-то в эфире стало сложным занятием, да и сведения не отличались точностью. Одни радиостанции утверждали, что огромный метеорит упал на Аравийский полуостров, уменьшив его на треть, а три других — на Иранское плато, в Африку и Средиземное море. Другие утверждали, что основной удар приняла на себя Индия: разрушены Гималаи, гигантский кратер на месте высочайших гор. Я подозревал, что мы видели не все болиды и не обо всех знали репортеры. Впрочем, место падения не так важно. Катастрофа была опасна последствиями.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ