Люди огня

Волховский Олег

— Завтра, — зевнув, ответил я.

На следующее утро у нас в номере зазвонил телефон. Это был Якоб. Он пригласил нас в хёригер к семи вечера. Оставалась еще уйма времени. Первую половину дня мы посвятили осмотру Музея Истории Искусств и любовались многочисленными Ван Дейками, Крайерами, Брейгелями и единственным Вермеером. Марк, впрочем, предавался этому с меньшим энтузиазмом, чем я, и к концу экспозиции начал откровенно позевывать. Я решил пока больше не мучить его бесценными шедеврами, и мы отправились обедать, а потом в собор Святого Штефана.

Он

открылся перед нами неожиданно — огромное здание на маленькой площади, со всех сторон окруженной домами. У входа мы преклонили колено и коснулись рукой земли. Справа, у изображения Мадонны, горели свечи, маленькие и широкие, а не как у нас — тонкие и длинные. Стройные колонны поднимались к кружевным каменным сводам, а вдали, за алтарем, сияли витражи. Мне вдруг пришло в голову, что я уже очень давно не был в церкви. Хотя зачем, если Господь рядом и, вместо того чтобы целовать распятие, можно коснуться губами его руки?

— Петр, — услышал я усталый голос Марка. — Что-то у меня сегодня совершенно не молитвенное настроение. Может быть, я тебя в «Георгии и драконе» подожду?

— Ладно. Только меру знай.

И я один пошел в глубь храма. Справа, из-под одной из витых лестниц на кафедру, на меня ехидно взглянул каменный мастер Пилграм — архитектор собора, а у стен рядами сидели пухлые святые позднего Средневековья.

Я сел на скамью слева от прохода. Раздались звуки органа. Все встали. Священник подошел к алтарю и поцеловал его.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti [12] .

— Amen, — ответили все.

И тут со мной начало твориться что-то странное. У меня закружилась голова, и я схватился за пюпитр, чтобы не упасть. Но ничего, прошло почти сразу. Правда, я уже не воспринимал слова молитв, только машинально повторял вызубренные ответы. Отцы-иезуиты в колледже святого Георгия постарались на славу! Я мог бы наизусть отчеканить канон, даже если бы меня разбудили среди ночи. После обряда покаяния все сели, и я вздохнул с облегчением. Но впереди еще была Литургия слова, Евхаристическая Литургия и Евхаристические Молитвы, на которых надо было вставать или преклонять колени.

12

ВоимяОтца,иСына,иСвятогоДуха(лат.)

Первую я выдержал. Но дальше…

Священник взял хлеб и вознес его над алтарем. Затем вино. Последовала молитва над Святыми Дарами. Пропели «Осанну в вышних». Произнесли «Прославление святых». Все опустились на колени.

Стало душно. Странно, такой большой храм — и никакой вентиляции! Витражи расплылись перед глазами и превратились в яркие синие пятна. Голова кружилась. Казалось, собор давит на меня огромным весом каменных сводов. Я попытался встать, чтобы покинуть храм, но ноги подкосились, и на меня обрушилась тьма.

Я почувствовал острый запах нашатырного спирта и открыл глаза. Вокруг меня суетились человек пять во главе со священником.

— Вызовите «Скорую помощь»! — крикнул кто-то. — Возможно, сердечный приступ.

Да со мной сроду не было никаких

сердечных приступов. Сердце всегда работало как часы. Да и клаустрофобией я не страдал. Более того, это был первый обморок в моей жизни.

Меня взяли под руки, подняли и усадили на скамью.

— Спасибо, не надо «Скорую помощь», — сказал я. — Мне уже лучше, — и сжал пальцами виски. Все же мне было не так хорошо, как хотелось бы. — Давайте выйдем отсюда! — тяжело дыша, проговорил я.

Мне помогли подняться и довели до выхода. Наконец-то я полной грудью вдохнул влажный теплый воздух. Наверное, недавно прошел дождь, судя по мокрым плитам мостовой. Мне сразу стало легче. Я вышел на Штефанплац и повернул в сторону «Георгия и дракона».

В ожидании обещанных нам в херигере белого, розового и красного, я остерегся пить пиво и вытащил Марка из «Георгия». Мы добрались до Зюйдбанхофа [13] и сели на шнельбан, то бишь местную электричку, в сторону Мёдлинга.

13

Южный вокзал (нем.).

Мёдлинг оказался местом прелестным. Разноцветные домики, и почти у каждого — скульптура мадонны или святого, цветы на окнах, тихие улицы и совсем рядом предгорья Альп. Только вот плотность боевиков на душу населения здесь явно зашкаливала. Они были везде. На улицах, на площадях, в многочисленных отрытых кафе и пабах. Я поморщился.

— Ну и выбрал же Якоб местечко! Может, мы зря с ним языки распустили? Первый раз видим человека! — возмутился Марк.

— Посмотрим, — вздохнул я. — Но будь начеку.

К нашему приходу в херигере, то бишь открытом ресторанчике при винограднике, уже собрался народ, причем не только зеленые студенты, но и люди посолиднее, возможно буржуа. Я удивленно посмотрел на Якоба.

— Это мой отец позвал своих знакомых, — извиняющимся тоном объяснил тот. — Сказал, что им тоже интересно. Слышали, только что по телику передали: Эммануил вошел в Моравию. Это же рядом с нами!

— Господь! — поправил я.

— Господь, — вздохнул Якоб.

Мы с Марком сели за столик. Солнце уже склонялось к закату, освещая влажные листья винограда, оплетавшего деревянные колонны и перекрытия. Свет отражался в каплях, и они загорались разноцветными искрами: чуть повернешься — и другие цвета, феерия заката.

Нам принесли по шницелю и бокалу красного. Шницель был воистину огромен и с трудом умещался на здоровой тарелке: аппетитный кусок мяса в поджаристой шкуре из муки и острый салат в качестве гарнира. А вино было таким ароматным, что обещало затмить «Kaiser Bier».

Я разрезал шницель и взял бокал.

— А если ваш Эммануил захватит Австрию, это не приведет к повышению налогов?

Я поднял голову. Надо мной навис пухлый белобрысый бюргер и смотрел, как на оракула. Если бы один! Бюргеры плотной толпой окружили наш столик, слегка потеснив компанию Якоба, и я понял: не отвертеться! Поставил вино на стол, с сожалением положил вилку и вопросительно посмотрел на них.