Люди огня
Шрифт:
— Но мы же семена едим, траву, коренья!
— Да, траву… а еще мясо лосей, овец, зайцев, медведей… а иногда и бизона. Вспомни-ка, Черный Ворон. Напряги хорошенько память и вспомни: сколько мяса мы ели в последние годы, когда еще жили в Племени? — Она выразительно помахала пестиком перед его носом.
Он упрямо пожал плечами:
— Ну, может, слегка и голодали иногда…
— Кроме того, что с нами было бы, если бы мы остались, а Тяжкий Бобр не убил бы нас своим Проклятием? Что? Сейчас тебе пришлось бы отправиться в горы воевать со страшными анит-а. Подумай-ка об этом. А так мы с другой стороны гор. И пока что мы в безопасности. — Она замолчала, задумчиво глядя на заходившее на западе солнце. Хотя стена каньона и скрывала вид, она хорошо знала, что там находится. — Вдобавок, муженек, если дела снова переменятся, мы переселимся еще дальше. Может, в следующей горной гряде найдем себе убежище.
— А если и там идет война?
— Мы пойдем еще дальше — пока не найдем такое место, где войны нет. Что нам нужно? Дом, где можно укрыться от дождя и снега. Животные и растения, чтобы не умереть с голоду и одеться. Разве нам нужно что то еще?
— Люди, с которыми хоть словом перекинуться можно.
Она ему подмигнула:
— Ты просто устал от Голодного Быка и остальных…
— Нет. Мне не хватает людей, с которыми можно разговаривать. Мне не хватает старых легенд, новых лиц, новых шуток… соскучился и по торговцам, по их рассказам о других племенах… Здесь мы отрезаны от всего остального мира — вот что я хотел сказать.
Она кивнула, не прекращая ни на мгновение равномерных движений пестиком:
— Мне этого тоже не хватает.
Некоторое время они молчали, а потом Шутки-Шутит резко тряхнула головой:
— Как бы там ни было, я ни за что не согласилась бы повторить судьбу Ветки Шалфея. — Она протянула руку и положила белую от пасты ладонь на колено мужа. — Понимаешь, муженек, иногда весь мир просто изменяется. Может быть, мы и могли бы это предотвратить, если бы загодя знали, как далеко зайдет Тяжкий Бобр. Но мы ведь не знали… и даже когда Терпкая Вишня попыталась мне это объяснить, я ей не поверила. А теперь это все в прошлом — как говорится, бизон вырвался из западни!
— Вырвался и мчится во весь опор! — Он нежно погладил ее руку. — И у нас подрастают здоровые сильные дети, которые, к счастью, не рвутся на войну. Значит, мир изменился? И мы выбрали лучшее из возможного?
— Да. И это — быть с анит-а.
Он кивнул, глядя, как Стучащие Копыта беседует на солнышке с Бритым Бараном:
— Мы не можем воевать с Племенем — каким бы его ни сделал Тяжкий Бобр. Племя — это наши родственники.
— А что мы скажем, если в один прекрасный день сюда за нами придет сам Кровавый Медведь?
— Мы убежим, жена. Убежим вон на те горы, что за долинами.
Бритый Баран необыкновенно удачно выбрал время, чтобы побывать в небольшом селении в горах: впервые в этом году с долин начал подниматься теплый воздух, обдувая склоны каньонов приятным сухим ветерком. Нежный запах шалфея, можжевельника и сосен мешался в воздухе с ароматами весенних цветов.
Ради пира перед просторной пещерой Голодного Быка развели большой костер, весело трещавший на ветру. Языки пламени бросали темно-желтые отблески на нависшую над входом в пещеру глыбу песчаника, украшали кусты вокруг танцующим переплетением черных теней, которые, казалось, прислушивались к разговорам и выражали свое отношение к речам пирующих резкими неожиданными скачками.
Вверху над ними раскинулось бескрайнее ночное небо. Звездная Паутина ярко сверкала множеством мерцающих огней, повисших в бархатной черноте пространства.
Все сидели вокруг костра, разговаривая и пересмеиваясь. Бритый Баран принес печальные вести — и Стучащие Копыта уже остригла волосы в знак траура. Волшебная Лосиха только постриглась, но и надела свои самые старые изношенные одежды. Теперь она уж не принарядится, пока луна не сменится по крайней мере один раз. В Племени Красной Руки смерть матери — даже неродной — всегда считалась большой потерей.
А после того как все насытятся, наступит время обсудить требование Кровавого Медведя прислать воинов.
Маленький Танцор выбрал себе место за спинами остальных, чтобы все видеть, все слышать, но по возможности не принимать участия в переговорах. А пока что он просто наслаждался красотой ночи да любовался, как отблески огня играют на прекрасном лице Волшебной Лосихи. Ему было жалко ее роскошных черных волос. Как же он будет заниматься с ней любовью по вечерам, не чувствуя их нежного прикосновения? А ночью он больше не сможет, протянув руку, перебирать длинные шелковистые пряди!
Их маленькая дочка уснула прямо на руках у матери. Ее беззубый розовый ротик приоткрылся, а пухлые кулачки деловито сжались. Она изо всех сил сжимала веки. и это придавало ей необычайно озабоченный вид. Только младенцы способны спать так старательно!
Он взглянул на старшую дочь: засунув в рот палец, она широко раскрытыми глазами наблюдала за тем, как Кузнечик пытается отколоть пластинку от каменного орудия. Танцующий Лист, вторая дочь Черного Ворона, сидела у нее на коленях и подавала издевательские советы, что вызывало у Кузнечика крайнее негодование. Его тщетные удары по камню все время сопровождали то оживлявшиеся, то затихавшие беседы взрослых.
Луговая Тетерка и Шутки-Шутит суетились у огня, время от времени с тревожным и озабоченным выражением на лицах тыкая палками-копалками в слой глины и раскаленных угольев, под которым пеклось мясо олененка. Оно было обернуто в пахучие листья и нашпиговано кореньями, а теперь шипело в собственном соку. Неродившийся олененок, поджаренный без всяких ухищрений над открытым пламенем костра, способен удовлетворить требования самого капризного любителя вкусной еды — так что же говорить об этом мясе, запеченном с такой изобретательностью? У Маленького Танцора рот наполнился слюной при одной мысли о предстоящем наслаждении.
Тетерка бдительно посматривала на Три Пальца, с интересом вслушивавшегося в речи Бритого Барана. Охотнику все еще требовалось некоторое усилие, чтобы следить за языком анит-а, но за последние годы он не плохо подучился. Черный Ворон просто кивал время от времени, затягиваясь ивовой корой из своей прямой глиняной трубки. Стучащие Копыта сосредоточила все внимание на запекавшихся лепешках из сосновых семян, которые Шутки-Шутит так старательно толкла утром. Они уже начали испускать соблазнительный сладковатый аромат, пробивавшийся даже сквозь прикрывавший их слой глины.