Люди песков (сборник)
Шрифт:
Глава третья
Кульбердыевы уехали через неделю.
Грузовик наняли в своем же колхозе, ночью уложили пожитки, утварь, посуду. С рассветом соседки, родственницы, любопытные кумушки столпились у двора, бесконечно прощались: "Счастливо съездить, счастливо вернуться", "В добрый путь с открытым лицом", "Дай бог встретиться живыми-здоровыми".
Айболек целовалась с подружками.
Мужчины молча пожимали Союну руку. Они бы унизили его напутствиями, советами.
Из толпы вышла дряхлая
— Ай, хозяйка, в какую сторону держите путь?
Герек не знала, куда показать.
Старуха была настойчива, спросила Союна, зло косившегося на провожатых:
— Сынок, в какую сторону держите путь?
Союн тоже не знал, куда ткнуть пальцем.
— В прежние времена говорили, — продолжала она. — "в среду езжай в любую сторону, в остальные дни бери проводника".
Бог знает, что это значило…
Неблаговоспитанный Мухамед заорал:
— Ай, бабка, на шоссе указатели. И по-туркмски и по-русски. Не заплутаемся.
Старушка обиженно поджала бесцветные губы.
Джемаль дернула мать за юбку:
— Ну, мама, ну поедем же!
И Герек в последний раз бросила сокрушенный взгляд на огромный пудовый замок, хищно впившийся в дверь ее дома.
В этот момент Союн спохватился: где же чабанский посох? И взял прислоненную к стволу тутовника зеркально сиявшую палку. И последний шаг к могиле сделает Союн, опираясь на этот священный посох.
Вещи сложили в тени одноэтажного, наспех сколоченного из щитов домика строительно-монтажной конторы. Шофер пожелал запыленным, усталым путникам всяческого благополучия и резво погнал машину обратно в аул.
Вот бы вернуться…
Угрюмый, огрызавшийся на шутки младших братьев Союн взялся за топор, — он предусмотрительно захватил с собой четыре полена.
Женщины расстелили кошму.
Баба и Мухамед, люди тертые, тотчас ушли в контору. Вскоре они вернулись за Союном, позвали к начальнику Розенблату. Союн бросил топор, пошел было, но вдруг замер, долго искал глазами посох. И, лишь подняв посох с кошмы, величественно последовал за расторопными братьями.
Розенблат при появлении Союна вышел из-за стола, с уважением пожал ему руку, пригласил садиться.
На диване, обитом черной клеенкой, развалился юноша с фотоаппаратом и тяжелым портфелем, он не встал и не поздоровался.
Не успел Союн сесть, как в кабинет вошел, шумно отдуваясь, толстый мужчина с орлиным носом, требовательно осмотрел братьев, спросил старшего:
— Откуда, одногодок?
— Мы люди песков, мы кумли, — с достоинством ответил Союн.
— Специальность?
— Чабан.
— Зачем сюда пришел?
— Чтобы большую воду увести за собою в пески.
Младшие, Баба и Мухамед, стояли навытяжку, как солдаты в строю.
— А… осилишь?
— Это одному богу известно, а я стану бороться до конца.
— Плавать умеешь?
— Как рыба плавает
— Значит, научишься! — бесцеремонно заявил толстяк.
— Дай срок. А если я чего-либо не сумею, то сам буду виноват, — заверил его Союн.
— Ладно!.. — Толстяк плюхнулся на затрещавший пружинами диван, сложил коротенькие пухлые ручки на животе. — Как вас по паспорту? Кульбердыевы? Значит, Кирилл Давыдович, — сказал он Розенблату, — беру себе братьев Кульбердыевых. Техник — раз, бульдозерист-тракторист — это два, а старший, чабан, — рядовой матрос…
Юноша с фотоаппаратом при упоминании о братьях Кульбердыевых переменился в лице, приосанился.
— Я согласен, — кивнул начальник.
— Значит, договорились. А меня зовут Непес Сарые-вич. Са-рые-вич. Я начальник земснаряда.
Младшие привычно взглянули на Союна, будто заранее не столковались с Розенблатом о работе, и Союн, помедлив минутку, наклонил голову в знак согласия.
— Непес Сарыевич, я хотел спросить… Мне нужно для лирического отступления, — сказал юноша.
— Товарищ Мурадов, старший багермейстер Джават Мерван работает великолепно.
— Да я не о нем.
— Товарищ корреспондент, Витя Орловский работает великолепно. И я за него ручаюсь! — с раздражением сказал Непес Сарыевич. Встав, он протянул руку Союну. — Значит, поработаем, саккалдаш! [19]
С младшими он попрощался тоже за руку, уважительно, а на Мурадова и не посмотрел. И быстро ушел, отдуваясь, раскачивая торчащий подушкой живот.
19
Саккалдаш — одногодок, сверстник.
Братья поняли, что им пора уходить.
На крыльце Союна остановил Мурадов, молниеносно выхватив из кармана записную книжку и карандаш.
— Э… дядюшка! Возле какого колодца вы пасли отару? А глубина колодца? Вода пресная или горькая? Мне эти факты нужны для лирического отступления…
Айболек, кипятившая чай на низком костре, оглянулась и в полнейшей растерянности ухватилась рукою за край раскалившегося в пламени котелка, боли она не почувствовала, боль пришла позднее.
"Не здоровается? Ну и пусть, пусть…"
Командир земснаряда Непес Сарыевич Какалиев считал необходимым сперва, как он выражался, "обнюхать человека", а потом уж либо брать, либо не брать его на работу.
Конечно, Джавата Мервана он не обнюхивал — как же, знаменитость! Лучший багермейстер республики, а может, и всей Средней Азии…
Но следом за Джаватом на земснаряде появился лихой парень в рваной грязной фуфайке и новеньких хромовых сапогах гармошкой.
Непес Сарыевич как бы мельком оглядел его.
— Сколько сидел?