Люди ратного подвига(сборник)
Шрифт:
Он стал думать о недавнем прошлом. Перед его глазами встала родная Башкирия, деревня Ташчишма.
Когда он огляделся, станция уже скрылась и на горизонте вырисовывались только столбы черного дыма. Впереди и по сторонам сплошным зеленым ковром тянулись ровные, будто приглаженные поля. Вверху, в безоблачном небе кружились четыре сопровождавших эскадрилью «яка».
Лейтенант вспомнил недавний разговор со своим стрелком, просившимся в авиационное училище. Кому-кому, а ему-то, Гарееву, понятно страстное желание Кирьянова, ведь сам он недавно пережил то же самое. «Надо попросить за него командира!» — мысленно отметил Гареев и снова посмотрел вверх.
— Посматривай за воздухом!
— Так точно, товарищ лейтенант, смотрю, — ответил сержант и тотчас же добавил: — Внизу под нами еще два истребителя, должно быть, наши.
— Какие наши? Откуда? — лейтенант резко повернулся. Почти на бреющем полете, пристроившись в хвост один к другому, стремительно неслись два самолета. И тут же раздался голос сержанта:
— Товарищ лейтенант! На самолетах — кресты!
Гареев похолодел. Ведущий фашистский летчик заходил в хвост Буданову. Еще несколько секунд — и произойдет непоправимое.
«Размечтался!..» — зло упрекнул себя лейтенант.
В одно мгновение вспомнил он все, чему учил его командир, о чем часто напоминали опытные летчики полка. Главное — сохранить спокойствие, присутствие духа, не растеряться. Трезво оценить обстановку, учесть все, принять правильное решение и действовать в соответствии с ним. И все это необходимо сделать в считанные секунды, иначе будет поздно.
Спасти командира, во что бы то ни стало спасти — было единственным стремлением лейтенанта. Для этого он готов был сделать все, даже пожертвовать собственной жизнью. Но как это сделать? Если бы он был ближе, то, не задумываясь, заслонил своим самолетом машину капитана Буданова. Нет, не так бы он сделал! Он пошел бы на таран.
Но расстояние не позволяло сделать ни того, ни другого. Значит, нечего об этом и думать. Гареев с досадой поймал себя на том, что напрасно тратит время. Он снова бросил быстрый взгляд вверх, посмотрел по сторонам.
Наши «яки» безмятежно ходят над эскадрильей с большим превышением. Пока сообщишь им, будет слишком поздно. Другие «ильюшины» — далеко.
Поставить заградительный огонь? Рискованно. Фашист может увидеть трассы и успеть отвернуть. Тогда все потеряно. Да и дистанция еще велика. Значит? Значит, нужно метко, всей мощью огня обрушиться по вражескому самолету, к которому Гареев оказался ближе всех остальных летчиков эскадрильи. И нужно сделать это до того, как фашист откроет огонь. Конечно, с истребителем нечего и думать соревноваться в скорости.
Но преимущество в высоте дает возможность, пикируя, перерезать курс противнику, подойти к нему на дистанцию действительного огня. В одно мгновение вспомнил Гареев особенности фашистской атаки, прикинул расстояние. В следующую секунду, впившись глазами в прицел, он уже стремительно несся вниз. Расстояние быстро сокращалось. Фашистский летчик, внимание которого было приковано к самолету командира эскадрильи, не заметил опасности.
Главное — не промахнуться, выйти в атаку, как говорится, по ниточке! Гареев плавными, чуть заметными движениями ног на педалях и руки на рукоятке управления подравнивал штурмовик, ловя в прицел вражеский истребитель.
«Пора», — подумал лейтенант и нажал гашетки. Самолет вздрогнул и озарился вспышками выстрелов. Продолжая нажимать на гашетки, Гареев напряженно следил за вражеской машиной. Мгновение. Еще мгновение. И тонкая паутина трасс коснулась острого носа истребителя. Вспыхнуло пламя, машина рванулась, и тотчас же
В наушниках зашуршало, раздалось потрескивание, а потом…
— Гареев! Ты слышишь меня, Гареев? Благодарю за выручку, Гареев! Благодарю за отличную службу!
Буданов, как и всегда, говорил спокойно, но на этот раз в его голосе чувствовалась особая теплота…
Это была вторая благодарность командира за день.
5. Туман — не помеха
(второй рассказ Александра Кирьянова)
Было это в октябре 1943 года. Давно отгремели бои на Волге, крепко наши дали чесу гитлеровцам под Курском. Советские войска продвигались почти по всему фронту, освобождая временно оккупированную ненавистным врагом территорию. Неплохо шли дела и на нашем, южном участке фронта. Взяли Мелитополь, вошли в Таврию — впереди Крым. Радовались мы успехам, а когда есть успехи, и воевать легче, веселее.
Как-то под вечер, базировались мы тогда на станции Должанская, собрал нашу эскадрилью командир полка подполковник Тюленев и говорит:
— Недавно гитлеровское командование перебросило на наш участок эскадрилью Мельтерса. Рекламируют ее, как знаменитую, состоящую сплошь из асов. Но это не столь существенно. Дело в том, что неподалеку от фронта на небольшом аэродроме появился новый истребительный полк противника. Надо разбомбить. Если будет погода — вылетаем завтра утром.
Мы стали готовиться к заданию. На следующее утро все были у самолетов, ждали — не дадут ли вылет? А погода, как на зло, ужасная. Туман метров на сто пятьдесят от самой земли, ничего не видно в пяти шагах.
Возимся мы у своей «девятки» с Мишей Гареевым (так у нас в полку его перекрестили), и вижу я, появилась на аэродроме особа женского пола. Понятно, все обратили на нее внимание — явление в нашей фронтовой жизни довольно редкое. Смотрю и я. Подошла она к соседнему самолету, что-то там сказала, потом подходит к нам. Среднего роста, из себя такая пышная, округлая, лицо веселое, на щеках ямочки.
Миша Гареев в это время в кабине был, а я чистил пулемет. Подходит она ко мне и спрашивает вежливо:
— Можно мне ваши парашюты посмотреть?
Оглядел я ее еще раз с ног до головы и задиристо так отвечаю:
— А с какой стати? Какое вам дело до наших парашютов?
— А я укладчица парашютов, Галина Александровна Бельская, только что в ваш полк назначена.
Вот оно что, думаю. Ну что ж, никуда не денешься.
— Товарищ командир, — кричу, — тут нашими парашютами интересуются, давайте-ка свой.
Вылез он из кабины, стал на плоскость, на землю спрыгнул. Подходит. Посмотрели они друг на друга, и смотрю, будто обоих в краску так и ударило. Не обратил я тогда на это внимания, парашют свой принес, на траву бросил. Гареев тоже свой достал. Ну возится она с ними, а Миша, смотрю, все около нее увивается, говорит о чем-то, да не просто говорит, а так словами и сыплет. Что это с человеком случилось, мне и невдомек. Бывало, задание дает или на совещании, собрании выступает — слова из него не выдавишь. Говорит коротко, лаконично — ничего лишнего. А тут откуда и слова берутся. Неужто, думаю, Дон-Жуаном, мой командир оказался? Что-то не похоже на него.