Люди разбитых надежд: Моя исповедь о шизофрении
Шрифт:
Я прокралась в ее комнату и прислонилась к стене. Врачи старались сделать ей укол, применяя свои обычные методы. Я испуганно смотрела на них, но им было не до меня.
Но на их лицах я не увидела подлого выражения триумфа. Я заметила жалость и обеспокоенность, о которых не могла раньше и подумать. Я уверена, что им было неприятно и ненавистно то, что они делали с Ариан. Мне стало досадно за них, за нее, за себя.
Я незаметно пошла прочь. Этот случай заставил меня по-новому отнестись к персоналу. И к больным также.
Бегство — единый выход, но его надо хорошо обдумать. Рыть подкоп под больницей непрактично и невозможно.
Они все время присматривают за мной, даже когда я сплю. Медсестра всегда сидит ночью в моей комнате и читает книжку или плетет чулки для дальних и близких родственников. Прошлой ночью у меня был дежурный; он читал, а я смотрела сквозь тяжелые веки, как черты его лица сплывали наземь. Выпало и покатилось глазное яблоко, змея схватила его и быстро уползла под кровать. Дежурный продолжал читать журнал национального географического общества, будто ничего не произошло. Я не могла поверить в это! Я спросила: «Как вы можете сидеть здесь и читать без лица?» Он рассмеялся и снова обратил свое безобразное лицо к журналу.
Я уверена, что Бобби является наиболее здоровым среди нас, хотя он и сумасшедший. Он всегда врывается в комнату не постучав, будто так и положено. Именно врывается. Я никогда не встречала такого энергичного человека. Бобби приносит мне немного сигарет, мы садимся на кровать и вместе курим. Иногда он делает из дыма кольца, которые плавают по комнате.
Бобби признался, что болен шизофренией. Напрасно он сказал мне об этом. Такие термины меня пугают. Я говорю с ним всегда мягко, чтобы вдруг его не обидеть, особенно, когда он шутит, что убьет меня (а кто его знает!). Я сказала, что, по моему мнению, я страдаю от нервного срыва, но Бобби ответил, что «нервный срыв» — это весьма обобщенно. Нужное уточнение: или я невротик, или больна манией, или шизофренией, или… И дальше шел длинный перечень психических заболеваний. Я не думаю, что эти болезни имеют ко мне отношение, но я хочу знать, за что судьба толкнула меня в этот ужасный хаос.
И что бы там ни было, я думаю убежать. Никакие препятствия не остановят меня. Я выберусь из этой бессмыслицы. А когда выберусь, то никогда не буду вспоминать о ней. Я должна это забыть.
Врачи заметили, что я забираю часть пищи к себе в комнату, и приказали есть вместе со всеми в столовой. Я все еще одета в больничный халат и мне не позволяют носить обычную одежду. Для других больных, как я поняла, это является признаком того, что ты «совсем безнадежный». Поэтому они держатся подальше от меня, показывая пальцами и перешептываясь между собой.
Обычно я нахожу свободное место отдельно от других, но не очень далеко, чтобы иметь возможность слышать их сплетни о себе. Здесь этого не стыдятся. Я слышу: «не двигается все время, будто закаменелая», «не может попасть ложкой в рот», «это то, что называется сумасшествием». Некоторые пациенты уже преклонного возраста негодующе выкрикивают: «Какой стыд!». Некоторых я раздражаю, и они спрашивают меня, не потому ли я люблю одиночество, что ставлю себя выше, чем они. В самом деле, когда-то мне эти люди казались более низкими, чем я, но сейчас я думаю, что все мы на одном уровне. Во всяком случае, здесь.
Больница приняла новых больных, и в столовой почти не осталось свободных мест. Времена раздумчивых завтраков наедине с собой прошли. Ариан всегда бросает свой поднос на стол напротив меня, и мы молча едим. Меня совсем не угнетает наше молчание.
Иногда к нам присоединяется Дебра. Я стараюсь не смотреть на ее зашитые запястья, но мой взгляд невольно тянется к ним, Дебра стройная, красивая и, на мой взгляд, очень приятная женщина. Я не представляю, что может произойти в жизни человека, чтобы он захотел умереть; серьезное настолько, чтобы человек перестал надеяться обрести на земле счастье для себя. Ощущая мою заинтересованность, Дебра рассказала мне свою историю.
Она замужем и счастлива в браке, имеет двух взлелеянных и чрезвычайно добрых детей, удобный большой дом, мужа, который по поводу и без повода дарит ей цветы. Хорошо наряженная, с замечательной прической, своей открытой искренней душой она влечет людей. Дети ее ходят в школу, а сама она работает частной модисткой. Дебра моделирует свадебные платья и фраки, это ей чрезвычайно нравится. Ей не надо ежедневно просыпаться рано утром и принуждать себя идти на ненавистную работу. Она искренне любит свое дело.
Несколько раз я видела мужа Дебры, который посещает ее каждый день. Он обнимает и целует ее с пылкой страстью: уста, щеки, глаза и уши. Они женаты уже 10 лет, но их любовь еще до сих пор жива, трепетна и трогательно романтична. Когда я смотрю на них, ощущаю себя совсем одинокой.
В самом деле, жизни Дебры можно позавидовать, но она страдает от навязчивой идеи самоубийства. Почему? Она сама не знает. Дебра рассказывает, что может готовить завтрак или восторженно работать над новой моделью, но мысль убить себя не оставляет ее. Совсем недавно, готовя на кухне обед, где ее дети смеялись из каких-то случаев своей школьной жизни, Дебра спокойно поднялась по ступенькам, которые велели к ванной, закрыла двери и перерезала запястье, стараясь вскрыть вены. Врачи считают, что причиной болезни стал какой-либо травмирующий психику случай, но Дебра не помнит ничего, что могло послужить причиной подобных последствий. Она уже несколько раз пробовала покончить жизнь самоубийством; ей кажется, что в ее мозге действует какой-то ошибочный механизм, который посылает неправильные импульсы. Дебра живет в постоянном страхе, что однажды ее попытка сработает и она никогда уже не увидит своего любимого мужа и семью.
Я должна убежать. Уже слишком много я здесь увидела: слишком много грусти, слишком много людей с психическими травмами. План бегства уже разработан. Обычную одежду я получу не скоро, но я всегда могу ее одолжить. Это можно расценивать и как кражу, поскольку я собираюсь просто взять одежду без согласия ее владельца. Но я обещаю возвратить все и честно возвращу.
Каждый вечер проходит встреча анонимных алкоголиков, которую посещает многие люди. Староста группы открывает комнату и больные расписываются в специальном журнале, чтобы подтвердить свое присутствие. Потом все расходятся. Я планирую затесаться в эту группу и выйти за пределы больницы незамеченной. Надо будет выбрать вечер, когда в комнате не будет никого из врачей, это случается время от времени. Единственным настоящим препятствием может стать Поль.
Поль — четырнадцатилетний мальчик, которому я пришлась по душе и который всюду меня преследует. Я сказала ему, что достаточно стара для того, чтобы быть его матерью. Он говорит, что любит взрослых женщин. Наряженная в изношенный голубой халат, без макияжа, с растрепанными волосами, я отвечаю ему, что есть много более красивых женщин. Он отвечает, что ему нравится естественный вид. Стараясь испугать его, я говорю, что меня держат в больнице потому, что я буйный лунатик. Мальчик говорит, что ему импонирует моя откровенность. С неразвитым телом и неуклюжей фигурой подростка, Поль — алкоголик. Он пьет с восьми лет.