Люди-собаки
Шрифт:
– Так инструкция любого утомит, тоже мне прикол, - пытаюсь отделаться от Толяна, не до него сейчас.
– Да ты дальше слушай, - обижается Толян.
Вынужденно слушаю.
– Эти лоботрясы электрики, - Толян блаженно улыбается, - видят спит напарник, ну зачем его будить? Захочет сам проснётся. Начальство у них видать тоже, сквозь пальцы смотрит. Следующим днём новенький опять дремлет, и что ты думаешь?.. До них только на третий день дошло, что не может живой человек так долго дремать. Хватились, а мужик то уж третий день как помер! Какого а?!.. – Толик весело улыбается.
Новость наводит ещё большую тоску, я представляю мужика, что умер и никто не хватился, видно нет ни близких, ни друзей, прям как у меня…
Улыбка сползает с губ Толяна, моя кислая мина портит ему настроение.
– Ай ну тебя, - машет Толян и бежит дальше.
Иду к шкафчику, умерший рабочий не идёт из головы. Вот судьба!
А может оно и лучше, что так?.. Ни каких тебе сокращений. Мысли снова возвращаются к словам Максакова, сердце будто проваливается под лёд.
Улыбаюсь, шучу, прощаюсь с мужиками, но душа стынет.
Ясное утро обдаёт свежестью, солнце выглядывает из-за цеховых бетонных коробок, воздух искрится весенним волшебством и чуть-чуть пахнет мазутом. Под ногами хрустят застывшие корочки луж, ребёнком я любил крушить эти тонкие льдинки…
Рабочие люди слабыми ручейками спешат со всех сторон, у проходной бушует мощный людской поток.
Река «ночников» выносит на свободу. По пути, толстая охранница заходит со спины и успевает прощупать мой пакет, обычное дело.
Тонкий лёд хрустит под ногами, лицо окутывают облачка пара, после бессонной ночи голова тяжелеет.
Сокращение, смерть, безысходность… словно вороны кружат мысли.
У меня есть квартира, пусть съёмная, но я так долго там живу, что воспринимается как своя, имеются деньги, небольшие, однако мои, даже есть сын. Он живет у бывшей жены, но мы постоянно видимся.
У меня есть всё!
Теперь, это всё можно потерять.
Раньше я легко менял работу, увольняешься и быстро находишь новую, рабочий человек всегда нужен.
Сейчас, меня гложет страх остаться без работы, видимо возраст или время такое?
Впереди газетный киоск, подхожу и заглядываю в окошко.
– Дайте мне: «Трудовой вестник», «Городские объявления» и «Рекламник».
Женщина равнодушно подаёт прессу.
Дома с замиранием сердца разворачиваю газеты, объявлений о работе немного, но они есть!
Требуются грузчики, менеджеры по продажам, много требуется охранников, снова менеджеры, а вот нужен слесарь…
Выходит не пропаду, если что, работа найдётся!
Немного успокаиваюсь, пью чай и засыпаю счастливым…
Весна пронеслась мигом, не знаю, замечал ли кто-то, но после сорока время ускоряется. Годы летят, словно экспресс, человек не успевает оглядеться.
Вначале лета нам зачитали список подпадающих под сокращение, одной из первых прозвучала моя фамилия, «ас» Кузнецов заводу не нужен.
Я очень хорошо помню тот день.
Мне выпала дневная смена, небо синело бездонной глубиной, ласково грело солнышко.
Я спешил на работу и улыбался, навстречу попалась молодая девушка, которая улыбнулась в ответ, видимо хорошее настроение заразно.
«Жить хорошо!» - подумал я тем утром и, будто впитывая счастье, сделал глубокий вдох.
Но не успели мы приступить к работе, как всех вызвал начальник.
– Короче так, - заявил Максаков, - по причине сворачивания производства мы вынуждены сократить нескольких рабочих…
Кроме Максакова за столом сидели: табельщица, мастера, инженер по ТБ и конечно представитель профсоюза. Лица серьёзно-непроницаемые, взгляды невинные, увольнение совершенно законно.
– …Морозов, Захарченко, Козловский… - монотонным голосом начальник цеха перечислял фамилии увольняемых.
– …Кузнецов… - дальше я не слушал.
«Вот и всё!..» - всплыла и полыхнула отчаянная мысль.
Сердце бешено стучало, зрение помутилось, но чтобы не показать вида из последних сил я держался.
– У меня жена беременная, я им справку принесу.
– На мне ипотека, таких работников нельзя сокращать!
– Свою родню не сократили, ничего у меня тоже связи имеются, хрен им!.. – попавшие под увольнение мужики бурно обсуждали событие.
Избежавшие сокращения дипломатично молчали.
Я тоже молчал, да и что сказать? У меня нет беременной жены, нет нужных связей, даже родни толком нет. Я прирождённая жертва.
Моё внимание привлёк верстак, такой родной, сколько всего я на нём сделал, отремонтировал, придумал… глаза увлажнились.
– Пойду, вентиль гляну, - вскочил я, привычно ухватил разводной ключ и вышел.
«Второй дом, может самый главный приют! Меня гонят, нет, выбрасывают как ненужный хлам, словно бесполезный инструмент, а я тоже хорош даже не сопротивляюсь, будто так и надо. Почему эти начальники решили, что завод принадлежит им? Мои предки строили его, поднимали из ничего, кто эти новые хозяева, откуда взялись?..»
Я бродил по цеху, заглядывал в самые отдалённые уголки, несколько раз, пока никто не видел, смахнул слезу.
Смена пролетела за мужскими разговорами и возмущёнными спорами, однако под конец дня произошло ещё одно событие.
На проходной меня задержал охранник – тучный потный увалень.
Словно короткие сардельки, его толстые пальцы сжали мой пропуск.
– Что-то ваш пропуск сильно потёртый, - поморщился толстяк.
Моя грудь наполнилась воздухом, я собирался возразить, но тут охранница - женщина средних лет, с короткими чёрными волосами, резко взвизгнула и выскочила наружу.