Люди Солнца
Шрифт:
– Это… азартно! – сказала тень из угла. – Я буду пробовать.
– И я тоже.
– И я…
– Тогда что же? Идём выбирать шесть мест и готовить костры? Несогласные есть?
И, после непродолжительного молчания, все вышли.
Ничего этого не знал Прилипала Джек, благодушно взирающий на пар, поднимающийся от просыхающей куртки. Он медленно стягивал с вертела горячие, подрумяненные куски отварного мяса, посыпал их солью с перцем и, не торопясь, смакуя, жевал. И печёный огненный лук жевал, и солёные грибы, с солёными, из того же горшка, зубчиками чеснока. Ел ржаные вкуснейшие кналлеры. Запивал испанским, с нежным вкусом, вином.
Не знал.
И спать лёг, сытый, довольный, в тихой, нагретой комнате. Умиротворённый. Безпечный. Со снятой напрочь входной дверью.
Предводитель теней
Они примчались первыми, двое. Вернее, всё-таки был самый первый, на пару шагов опередивший соперника. Этой пары шагов вполне хватило бы, чтобы вонзить уже приготовленный ключ в замочную скважину и объявить себя предводителем. Но эту пару шагов он не сделал. Едва спрыгнув с забора, присел, коснувшись земли рукой и одним коленом (лучшая поза для попавшего в смертельно опасную ситуацию человека!) и замер. Точно так присел рядом с ним и соперник. И долгих две или три минуты просидели, закаменев, всматриваясь, вслушиваясь. Прибежавшие третий, а немедленно следом за ним и четвёртый, словно гигантские жуки, впавшие в анабиоз, также пометили двор чёрными неподвижными сгустками своих тел. Добрались последние двое (один из них сильно хромал). И ещё минуту немо, заполняя квадрат двора немыслимым напряжением, смотрели на вертикально зияющую перед ними могилу: голый дверной проём.
Ловушка была столь обнажённо предъявлена, что шестеро безусловно были убеждены: никому из них такая дьявольская наглость не по способностям.
И вот первый, поведя головой, взглянул на собравшихся. И напряжённость безсловных тел ему ответило: «Ну не возвращаться же в цирк, в самом деле!»
Тогда он, едва шевеля губами, беззвучно прошептал: «Госпожа смерть! Знай, если ты здесь: у меня достаточно безумных сил для того, чтоб тебя встретить». И пошёл, пригнувшись, шагом лёгким, звериным. Через несколько мгновений ушёл за ним второй, и оставшиеся четверо безшумно переместились ближе ко входу.
Двое вошедших внутрь дома двигались наподобие автоматов. Обречённо. Упрямо.
Спустя пять минут один из них показался в могильном проёме. Ладонью качнул у плеча. Тотчас неслышно, словно порхающие гигантские мотыльки в предрассветной тьме, четверо пересекли двор и влетели в тамбур прихожей.
– Дверь в спальню тёплая, – раздался едва слышимый шёпот. – Спальня хорошо нагрета. Там редко, спокойно дышит один человек. Кажется, спит.
Едва-едва скрипнула старыми костями изъятая из угла вешалка. Коротко прошуршали наброшенные на неё куртки. Миг – и наскоро сымпровизированный манекен занял своё место перед дверью в спальню. И дверь быстро, но без рывка потянув, широко распахнули.
Ни стрелы арбалета, ни пули.
«Ввели» в помещение сначала манекен. Потом вошли сами. Двое встали возле безмятежно спящего человека. Двое отошли к окну. Двое вышли из дома. Эти последние двое скоро вернулись.
– Никого во всей округе.
Втащили укороченные створки входной двери. Внимательно осмотрели. После этого окно спальни плотно завесили. На раздутые угли в камине положили бумажную кналлеровую бандероль, остатки раздробленной книжной полки. Потом, когда огонь разгорелся, добавили отправленный в камин ножками стул.
– В мезонине у Вайера в столе лежат свечи.
Принесли свечи, зажгли, и ярко осветилось всё до дальних углов.
Джек проснулся, сел. Поморгал глазами на заполнивших комнату чёрных зловещих людей.
– А что, уже утро? Доброе утро, джентльмены.
Двое, стоявшие рядом, присели к нему на кровать, разом срезав возможность вольных движений. Остальные сели за стол.
– Просто пришёл случайный гад, – сказал один из гостей, – наудачу в пустующий дом. Просто спилил кромку двери, снял с петель. Удобно расположился. И заставил меня пережить, не побоюсь перед вами признаться, одну из самых страшных ночей в моей жизни.
Огонь камина, отгороженный от комнаты сиденьем стула, пожирая ножки этого стула, качал на стене огромную рогатую тень.
– Да! – немедленно поддержал его второй. – До такой степени ошибиться в человеке! Я лично ждал встретить демона, мага, по велению которого порох не зажигается, а увидел ничтожного ловчилку портового. Богимоикакжестыдно.
Маленький человек медленно спустил с кровати ножки. Сел на краю кровати. Оправил белые подштанники, белую нижнюю рубаху. Сказал:
– Сразу не убивайте. Даже поганые прокуроры королевские дают приговорённому последнее слово.
– Мы не прокуроры. Мы гораздо хуже, сейчас убедишься. Но последнее слово дадим. Это святое.
– Ах, как вы верно определили про ловчилку портового! – с отчаянным весельем висельника проговорил Джек. – Дозвольте одеться.
– Да, а перед тем, как закапывать – тебя раздевать? Обойдёшься.
– Сам-сам-сам разденусь, джентльмены! Перед смертушкой-то, са-ам! Но последнее слово говорить в нижнем белье – согласитесь – непристойненько как-то.
– Пёс с ним, пусть оденется. Проверьте, нет ли оружия и бросьте ему его тряпки.
– О ка-ак! – воскликнули через секунду. – Посмотрите!
И над столом поплыл, переходя из рук в руки, складной ножик с булатным клинком.
– Сарацинский булат. Вещь по-настоящему редкая. У кого спёр?
– Обижаете, джентльмены. На заказ сделан. Закалён хорошо. Латную пластину дюйма на полтора пробивает.
– В ножах мы разбираемся, этим ты себя не утруждай. Спёр у кого?
– Я же говорю, заказ. По моей лично руке сделан, видите, вам всем маловат будет. Сарацинский кузнец в Дамаске по моей ладони ковал, когда я удостоил своим посещением великого халифа Мансура-Глям-Глям-Оглы-эфенди.
– Вдохновенно врёт. Даже нравится, как врёт, заклёпка бондарная.
И вдруг снова кто-то сказал:
– О ка-ак!
И на стол легли массивные портфунты, набитые золотом.
– А это – тоже не спёр? Тоже от Глям-Глям-халифа?
– Ах, это! – махнул рукой, поддёргивая второй рукою штаны, заклёпка. – Мои карманные деньги. Такая мелочь…
– Занятный плут. Даже жалко!
– Ладно. Пусть говорит.
Джек шагнул к столу. Взял бутылку. Сделал несколько длинных глотков. Протянул бутылку ближайшему гостю, хохотнул шало, куражно: