Люди в бою

Бесси Альва

Противник засекает нас, еще когда мы спускаемся с холма, он видит, как мы бежим по оливковой плантации все быстрее и быстрее — теперь иначе нельзя; перебегаем от дерева к дереву, прячемся за стволами, жадно хватаем воздух. «Не робей, папаша, — кричит Аарон. — Не робей, старикан!» — и мы выскакиваем из-за дерева и берем вверх по склону вправо, пули щелкают рядом, мы невольно пригибаемся. На бегу где-то слева мы замечаем взвод Гильермо, он спешит занять откос, на вершине которого установлен вражеский пулемет; мы бежим, карабкаемся и наконец пробираемся в укромное местечко между двумя каменными стенами, ограждающими нечто вроде тропки, и, довольные, приваливаемся к одной из них: да это же настоящее укрытие, сюда никакая пуля не залетит! Взбираясь на склон, мы пробегаем мимо ребят из взвода Гильермо… вот промелькнул Ван Патаган, а вот Валентайн Коппель…

оба скоро прибегают в наше укрытие за оградой. Но никто из штабных, ни один человек, не пошел за нами; я привстаю, хочу поглядеть на холм, с которого мы только что ушли, но Аарон хватает меня за руку и сдергивает на землю. «Не высовывайся, обормот, не то твоим мальчишкам придется обзавестись другим папой», — говорит он. Мы сидим, стараемся отдышаться, обливаемся потом. «Хотел бы я знать, что происходит, — говорит Аарон. — Какого черта! Не могу я вот так сидеть и ждать неведомо чего». Пригнувшись, он крадется к проему на другом конце ограды. Коппеля и Вана Патагана он берет с собой… «Мне идти с тобой?» — спрашиваю я, в глубине души надеясь, что он скажет: «Не надо», и он говорит: «Не надо, оставайся здесь». Мне тут же становится стыдно моей трусости, я иду следом за ним, но тут рассудок начинает приводить свои доводы: Аарон велел тебе оставаться здесь, вот и не рыпайся, командир он тебе или нет?

Наконец прибегает Теописто, пот катится с него градом, он даже перестал улыбаться. «A d'onde est'a El Comandante?» [138] — спрашивает он. «Fuera; buscando» [139] , — говорю я. Теописто качает головой, опускается на землю рядом. Прямо за оградой раздается взрыв, в ограде образуется большой пролом. Мы закрываем лица руками, когда мы наконец решаемся поднять головы, Теописто говорит: «Mortero» [140] . Они пускают в нас еще пару мин, но мины рвутся далеко. Мы затеваем спор, в кого они метят: засекли они нас, когда мы укрывались за оградой, или у них другая цель. Чем плохи мины — они настигают тебя неслышно.

138

Где командир? (исп.) 

139

Иди ищи его (исп.). 

140

Миномет (исп.). 

Ненадолго появляется Аарон, пробегает вдоль ограды, садится рядом со мной. «Где твои штабные, чтоб им пусто было? — говорит он. — Мне нужны посыльные. Вана и Валентайна я отправил вперед». Табб и Гильермо выползают из водовода, запыхавшиеся, грязные, их лица искажены отчаянием, ужасом. Гильермо сыплет словами так быстро, что я его не понимаю; он хлопает себя по ляжкам, размахивает руками, ругается. «Где остальные ваши ребята?» — спрашиваю я Табба, но он вместо ответа испепеляет меня взглядом. Потом говорит: «Мы подошли чуть не к самому пулеметному гнезду, от взвода никого не осталось». Они перебрасываются двумя-тремя фразами с Аароном, переводят дух и снова уходят вместе с ним.

Постепенно, один за другим, появляются наши штабные. Гарфилд — в своих неизменных шортах, с вытаращенными от страха глазами и тяжелой санитарной bolsa [141] через плечо. Следом за ним подоспевают Сэм, Хоакин, Антонио Антон и Кёртис. Остальные так и не появляются. «Где вы были раньше?» — спрашиваю я, в ответ они только пожимают плечами. Хоакин оправдывается: мол, стреляли слишком сильно, было слишком опасно, но я обрываю его. От Аарона нет никаких вестей, я беспокоюсь за него и посылаю Сэма и Антонио его искать. Сэму велю остаться с Аароном, а Антонио, если Аарон отдаст приказ, доложить мне. Из-за края ограды выглядывает голова Коппеля, мы ползем к нему, оттаскиваем его подальше на тропку.

141

Сумкой (исп.). 

— Куда тебя ранило? — спрашиваем мы, он смеется.

— Угодило прямо в ягодицу, — говорит он.

Мы спускаем с него штаны, Гарфилд делает ему перевязку. Он дрожит как

осиновый лист, у него трясутся руки.

— Дела плохи, — говорит Вал, глядя на нас сквозь очки. — Нам удалось оттеснить их, но теперь они снова установили свой пулемет. — Он замолкает; мы прижимаемся к земле — прямо над нами разрывается мина, обрушив на нас град камней.

— Они нас засекли, — говорит Кёртис. — Теперь они нам зададут жару.

— Давай рассказывай дальше, — говорю я.

— Насколько мне известно, у нас трое убитых, — говорит Коппель.

— Кого убили?

— Куркулиотиса, пуля угодила ему прямо между глаз, когда он вел свое отделение в атаку. — Коппель машет рукой в ту сторону, где погиб Куркулиотис. — Еще того рослого парня… как же его звали, Мадден… Лино.

Елки зеленые, этого следовало ожидать! — думаю я. Начинается серьезный обстрел; мины падают слева, справа, позади, впереди ограды — еще немного, и они начнут залетать к нам.

— Пора дать отсюда дёру! — говорит Кёртис.

— Здесь некуда податься, потом Аарон не велел отсюда уходить, — говорю я.

— Куда угодно, везде будет лучше, чем здесь!

Жарко, вдалеке, раскатываясь по долине эхом, слышится беглый пулеметный огонь — наш, их; еще дальше влево от нас гремит артиллерия. Их самолеты все время кружат над головой, но придерживают свои грузы: бои ведутся слишком рассредоточенно, самолетам нелегко выбрать цель. Нам нечего есть, нет ни воды, ни даже курева, и мы либо сидим, либо лежим, распластавшись, мечтаем, чтобы их мины падали где-нибудь подальше от нас. Солнце обжигает нам головы, мы лежим, гадаем, что же происходит на нашем участке, что означает прерывистая стрельба — наступаем мы или обороняемся. Для простого солдата бой всегда неразбериха, хаос. Он видит только то, что рядом, откуда ему знать, где что творится. Вот он идет в атаку под огнем врага, минуту спустя лежит, затаившись, потом отступает. Сейчас он получает один приказ, следом за ним — прямо противоположный; он редко сталкивается с противником, ни пули, ни снаряды не кажутся направленными лично против него, за ними снаряды не кажутся направленными лично против него, за ними не видно направляющих их людей.

Появляется Табб, глаза у него потускнели, лицо, шея, гимнастерка залиты кровью, голова обмотана самодельной повязкой, из-под нее струями течет кровь, свежая, блестящая, Гарфилд старается перевязать его получше. «Больно?» — спрашивает он. Табб мотает головой. Он сидит на земле, уставясь в одну точку, и непонятно, оглушен он или перепуган. Говорит он вполне связно, только слова подбирает еще медленней, чем обычно.

— Хошули ранило, — говорит он. — Не страшно, в другое плечо. (Джек уже был ранен в плечо.)

Я велю Гарфилду отвести Табба в санчасть батальона на холме, откуда мы начали наступать, но Табб говорит:

— Я знаю дорогу, дойду и сам.

— Нет, — говорит Гарфилд. — Одного я тебя не пущу. — Дрожащими руками он затягивает повязку, обтирает Таббу лицо марлей.

— Ладно, — говорю я. — Отведи его к доктору Саймону и сразу же возвращайся. Ты тут понадобишься.

Раненый встает, взгляд его устремлен куда-то вдаль, двигается он с трудом; Гарфилд помогает ему — поднимает ноги Табба одну за другой, как ноги куклы, опускает по очереди на землю.

— До скорого, Бесс, — говорит он.

Теописто, взглянув на меня, спрашивает:

— Mal herido? [142]

— Creo que no [143] .

— Buen chico [144] . — Si [145] .

Бесси «говорится в записке», перестраиваю взводы, выдвигаю фланги. Оставайся на месте до темноты, потом переведи штабных на новые позиции. Пошли в штаб за боеприпасами (для винтовок и пулеметов). Лопоф.

142

Плохая рана? (исп.) 

143

Думаю, что нет (исп.). 

144

Хороший парень (исп.). 

145

Да (исп.).