Люди в красном. Сборник
Шрифт:
Голос его звучал куда спокойнее и обыденнее прежнего.
– Конечно, – согласился Вест и направился к дверям, недоуменно осматриваясь по дороге, – словно удивлялся, с какой стати шел пешком до мостика, чтобы передать известие, когда без проблем мог позвонить по телефону.
– Пошлите ремонтные команды на поврежденные палубы, – приказал Абернати К’роолю.
– Сделаю, – отозвался коммандер.
– А заодно направьте кого-нибудь сюда, на мостик. Пусть поставят предохранители на питание станций или вроде того, чтобы срезать скачки напряжения. Не понимаю, с чего всякий раз во
Даль поперхнулся.
– Энсин, с вами все в порядке? – спросил капитан, будто впервые заметив Даля.
– Нет, сэр! Прошу прощения, сэр! Слегка нервничаю после боя.
– Если не ошибаюсь, вы – Диль из отдела ксенобиологии.
– Даль, сэр. Да, я раньше работал там.
– Значит, первый день на мостике.
– Так точно, сэр!
– Оно не всегда так, не стоит нервничать, – посоветовал капитан. – Иногда все гораздо хуже.
– Так точно, сэр!
– Хорошо, – отметил капитан и кивнул в сторону распростертого на палубе Якобса, начавшего тихо стонать. – Сделайте что-нибудь полезное. К примеру, отведите его в лазарет. Похоже, энсину туда прямая дорога.
– Есть, сэр!
Даль шагнул к Якобсу.
– Как он? – спросил капитан, когда энсин поднял раненого на ноги.
– Ушибся сильно, но жить будет.
– Замечательно. Последний мой спец по оружию кончил хуже. И его предшественник тоже. Диль, я иногда удивляюсь: что за чертовщина происходит с этим звездолетом? Будто прокляли его.
– Ничего это не доказывает! – заявил Финн, когда Даль рассказал о том, что происходило на мостике во время боя.
Друзья уместились впятером вокруг столика, уставленного выпивкой.
– Какие вам еще нужны доказательства? – спросил Даль. – Тут как по списку сверяешь: барахлят гасители инерции – есть. Взрываются пульты на мостике – есть. Повреждаются палубы с шестой по двенадцатую – есть. Даже глубокомысленная пауза во время рекламного ролика есть!
– Никто же не умер, – сказал Хэнсон.
– Потому что пока не нужно. Думаю, эта битва – просто начало. Такое запускают до первой рекламной паузы. Это – подготовка к последующему действу.
– И что потом? – спросила Дюваль.
– Не знаю. Не я пишу чертов сценарий.
– Дженкинс знает, – предположил Хестер. – У него же есть каталог всех этих серий.
Даль кивнул. Дженкинс показал им календарь жизни «Интрепида», где через равные интервалы светились пометки.
«Я обозначил, когда Сюжет вторгается в нашу явь», – сказал тогда затворник-йети, увеличивая одну из меток.
Та обнаружила древообразную структуру со множеством ветвей.
«Смотрите, как все устроено: каждая веточка – это сцена. Они соединяются в отдельную сюжетную арку. – Дженкинс убрал увеличение и снова показал общую картину. – Шесть лет, в среднем двадцать четыре основных сюжетных события в год. Плюс пара событий масштабом поменьше. Думаю, это отдельные серии».
– Боже мой, Хестер, и ты туда же! – горестно воскликнул Финн, встревожив погруженного в размышления Даля. – Мало что Энди уже целиком завяз в этом дерьме, так и ты переходишь на сторону безумия!
– Финн, если выпивка пахнет виски, на вид и на вкус как виски, лучше звать ее «виски». Разве нет? Я не верю выводам этого парня, но его детальная осведомленность, черт возьми, впечатляет. Последнее дело прошло в точности, как Дженкинс предсказывал, вплоть до взорвавшейся панели управления на мостике. Конечно, может, нас никто и не пишет, как сценарий, а Дженкинс давно не пил свои таблетки и вовсе головой поехал. Но готов спорить: он хорошо представляет, куда нас заведет история со звездолетом повстанцев.
– Значит, ты готов бежать к Дженкинсу за объяснениями и советами по поводу и без? – спросил ехидно Финн. – Если ты уж решил уйти в секту, лучше выбери другого пророка, который не сидит четыре года на сухпайках и не гадит в переносной нужник.
– А как ты все это объяснишь? – спросил Хестер.
– Никак. «Интрепид» – чертовски странный корабль. С этим все согласны. Но ты выдаешь цепь случайностей за закономерность, какую сам хочешь видеть. И остальные тоже.
– Нарушение законов физики – не «цепь случайностей», – заметил Хестер.
– А ты, значит, уже и физиком сделался? – отбрил Финн и демонстративно обвел взглядом корабль. – Народ, послушайте, мы на чертовом космическом корабле. Кто-нибудь из вас может объяснить, как работает наша колымага? На вновь открытых планетах мы сталкиваемся с прорвой диковинной живности. И не удивляемся оттого, что не можем ее понять. Наша цивилизация раскинулась на световые годы. Вам это само по себе не кажется странным? Если задуматься, страннее некуда. И попросту невозможно. Куда ни плюнь, попадешь в странность.
– Когда мы встречались с Дженкинсом, ты такого не говорил, – указал Даль.
– Да я собирался! Но все завопили: «Дай ему сказать!» Потом уже смысла не было.
Разозленный Даль нахмурился.
– Ну послушайте, я же не спорю – да, творится нечто непонятное. Все это знают. Но может, это потому, что корабль наш вроде как погряз в безумии обратной связи. То есть неправдоподобное порождает неправдоподобное, и так годами. Если в такой ситуации искать зависимость между случайностями, заранее ее представив, отыщешь обязательно. А в особенности если поблизости ошивается кто-нибудь вроде Дженкинса, двинутый, но как раз настолько, чтобы выдать теорию, которая что-то может предсказать, хотя и дает абсолютно шизоидные объяснения. На своей теории Дженкинс трогается окончательно, принимается следить за офицерами ради остального экипажа, а его члены поддерживают безумие. А потом в цикл безумия встраивается Энди, привыкший верить во всякую лабуду.
– И как тебя понимать? – спросил Даль угрожающе.
– Так, что ты годы торчал в семинарии по уши в мистицизме. И не в обычном человеческом мистицизме, занюханном и затраханном, а в настоящем инопланетном. И растянул свое понятие нормальности настолько, что в него прекрасно поместилась безумная Дженкинсова ересь.
Чувствуя, что Даль злится, Финн примирительно поднял руки:
– Энди, слушай, ты мне нравишься. Я думаю, все с тобой нормально. Просто твое прошлое работает против тебя. Понимаешь ты сам или нет, но ведь втягиваешь моих приятелей в полный абсурд.