Люди в красном. Сборник
Шрифт:
– Хм, – сказал Дженкинс. – В общем, ты прав: самое кривое тут как раз то, что версия про телешоу, вторгающееся в нашу реальность и ее извращающее, – самая разумная. Но хуже всего даже не это.
– Боже мой! – выдохнул Финн. – Что может быть еще хуже?
– Насколько могу судить, шоу это далеко не самое удачное.
Глава 10
– Боевая тревога! – объявил капитан Абернати, когда корабль календрианских повстанцев дал торпедный залп по «Интрепиду». –
Стоящий на мостике Даль расставил пошире ноги, чтобы сохранить равновесие. «Интрепид» дернулся, уходя от управляемых торпед, пущенных навстречу.
Даль вспомнил слова Дженкинса: «Обрати внимание: в критических ситуациях гасители инерции толком не работают. В другое время корабль может развернуться на месте или выписать мертвую петлю, и никто не заметит. Но когда пахнет живописной картинкой, всем лучше покрепче держаться на ногах».
– Они по-прежнему идут за нами! – заорал энсин Якобс, следящий за курсом торпед и управляющий корабельным оружием.
Абернати стукнул по кнопке на подлокотнике, включая вещание на весь корабль.
– Внимание всем! Приготовиться к столкновению!
Все на мостике ухватились за свои пульты, стойки и поручни. А Даль подумал, что стоило бы сделать нормальные ремни безопасности.
Торпеды нашли цель. Вдали глухо бухнуло, мостик качнулся.
– Доложить о повреждениях! – гаркнул Абернати.
Даль снова вспомнил Дженкинса: «При атаках почти всегда повреждаются палубы с шестой по двенадцатую, потому что в шоу показывают именно их. Камеры будут переключаться с мостика туда, снимая взрывы и то, как швыряет ударной волной несчастных астронавтов».
– Тяжелые повреждения на палубах шесть, семь и девять! – доложил К’рооль. – Умеренные – на восьмой и десятой!
– Еще торпеды! – заорал Якобс. – Целых четыре!
– Противоракеты! Огонь! – завопил Абернати.
«Отчего ж ты сразу их не приказал запустить?» – мрачно подумал Даль.
И снова в памяти всплыли слова Дженкинса: «Каждый бой срежиссирован максимально драматично. Вот что происходит, когда Сюжет берет верх над жизнью. Все делается бессмысленным. Законы физики отдыхают. Люди перестают мыслить логически и начинают думать драматически».
«Сюжетом» Дженкинс называл то, как телешоу вмешивалось в реальность, отметая напрочь здравый смысл и законы физики, засовывало в память неожиданные знания, заставляло делать несуразности и говорить нелепости.
«С тобой уже бывало такое, – рассуждал Дженкинс. – Вспомни: ты вдруг обнаруживал, что знаешь то да се, хотя и представления не имел откуда. Вдруг принимал решения и действовал вопреки своему разумению, будто повинуясь чьему-то приказу. И противиться не мог. И это понятно, ведь ты всего лишь фигура для сценариста, инструмент движения сюжета».
На обзорном экране вспыхнули три ярких оранжевых огня – противоракеты нашли цель.
«Ага, три, но не четыре, – отметил Даль. – Конечно, ведь, если одна торпеда прорвется, будет интереснее».
– Торпеда идет к нам! – завопил Якобс. – Попала!!!
Страшно грохнуло и лязгнуло – торпеда врезалась в корпус несколькими палубами ниже мостика. Якобс завизжал – его пульт живописно взорвался, выбросив сноп искр и швырнув энсина спиной на палубу.
«Что-нибудь обязательно взорвется и на мостике, – предупредил Дженкинс. – Там камера работает дольше всего. Повреждения будут непременно, есть им объяснение или нет».
– Перенастроить управление оружием! – завопил Абернати.
– Готово! – отрапортовал Керенский. – Управляю я!
– Огонь! – скомандовал Абернати. – Всем бортом!
Керенский шлепнул пятерней по пульту. Обзорный экран засветился: пучки энергии с нейтринными ракетами понеслись к повстанцам. Через секунду на экране вспыхнуло созвездие разрывов.
– Прямое попадание! – объявил Керенский, глянув на свой дисплей. – Капитан, похоже, мы разрушили ядро двигателя. Через минуту их корабль разлетится на части.
– Керенский, уводите нас отсюда! – приказал Абернати и спросил у К’рооля: – У нас новые повреждения?
– Тяжелые, на двенадцатой палубе.
Дверь на мостик открылась, и вошел главный инженер Вест.
– Наши двигатели в опасном состоянии, – доложил он, будто услышав еще за дверями разговор капитана с коммандером сквозь вой сирен тревоги. – Капитан, нам повезло, что ядро двигателей не повреждено.
– Долго ремонтировать? – спросил Абернати.
«Ровно столько, сколько нужно для сюжетного вывиха», – подумал Даль.
– Десять часов, если постараться, – ответил инженер.
– Черт возьми! – выругался Абернати, стукнув в сердцах кулаком по подлокотнику. – В это время мы должны эскортировать корабль календрианского понтифика на мирные переговоры.
– Ясно: среди повстанцев есть еще противники мирных переговоров, – значительно объявил К’рооль, глядя на обзорный экран.
На нем красочно взрывался звездолет бунтовщиков.
– Да, ясно, – подтвердил Абернати. – Но ведь именно эти бунтовщики и попросили о переговорах. Зачем же ставить их под угрозу? И зачем атаковать нас?
Он отвел взгляд, мрачный и суровый.
Дженкинс предупреждал, что время от времени Абернати либо кто-нибудь из старших офицеров выдаст напыщенную тираду, призыв или риторический вопрос, и все замолкнут на несколько секунд. В это время по телевизору якобы крутят рекламный ролик. Когда такое случается, Сюжет отступает. Вот тогда стоит внимательнее понаблюдать за офицерами.
Спустя пару секунд Абернати заморгал, расслабился и посмотрел на Веста.
– Что ж, тогда бросайте всю вашу команду на ремонт двигателей, – указал капитан.