Люди в сером (Трилогия)
Шрифт:
– Думаю, ваш приятель Лазаренко пришел бы в крайнее возбуждение, если бы ему удалось препарировать это тело, – произнес Анисимов.
Георгию хотелось сказать, чтобы Анисимов не смел говорить о старике в таком насмешливом тоне. Но решил, что насмешка, пожалуй, ему показалась: Сергей Иванович и сейчас очень серьезен.
– Кто же это такой? – спросил Георгий, показывая на чудовищное тело.
– Вы так до сих пор и не поняли?
Анисимов молчал и смотрел на него по-прежнему строго, да еще и, как показалось Георгию, высокомерно – будто на какого-то тупицу. Не думая о том, что может заблуждаться, находя в чужом взгляде
– Может, хватит?! – вскричал он. – Я не хочу, чтобы вы мне лапшу на уши вешали. Или вы сейчас мне все рассказываете, или… или…
Он понял, что не может придумать достойной угрозы. И, понимая собственное бессилие, сдался:
– Значит, они существуют? – потухшим голосом спросил он.
– Если бы некоторые товарищи знали, насколько глупо это отрицать, – произнес Анисимов.
– Но почему никто не говорит об этом?
– Думаю, вы и сами понимаете почему.
Георгий прильнул к раковине и подставил лицо под воду. Ополоснувшись, вытерся ладонями и сел на унитаз.
В голове не укладывалось, что не человек лежал на полу его ванной. – а некое существо. И лицезреть его воочию, знать, что ты прямо или косвенно послужил причиной смерти этого существа, – отчего-то казалось теперь нелепостью и совершенно не укладывалось в голове.
В теле опять проснулась слабость. Сергей Иванович отвел его в комнату. Вдвоем с Яковлевым они уложили его на кровать. Анисимов сел рядом, шеф устроился в кресле напротив.
– Что он хотел от меня? – немного придя в себя, спросил Георгий, кивком показывая на ванную.
– Чтобы ты принес ему ту вещь, которую он потерял, – сказал шеф. – На блюдечке с голубой каемочкой. Но галес нарушил один из главных принципов соглашения, предусмотренного нашим уставом. Пришлось его ликвидировать.
Последние слова Яковлев произнес так, будто речь шла не об инопланетном госте, а о хулигане, по причине безнаказанности дошедшем до «мокрых» дел.
– Как, вы сказали, его зовут?
– Галес. Очень своеобразная раса.
– Что же в ней своеобразного? – зло спросил он. Опять накатило раздражение. – Вы его из-за меня убили?
– Да, – ответил Анисимов. – Опоздай мы немного, сейчас не разговаривали бы с тобой.
Георгий сел, растер ладонями лоб. Схватился пальцами за волосы и некоторое время сидел так, погрузившись в себя и переваривая сказанное.
– Бред… неужели все это правда? – поднимая взгляд на Яковлева, вполголоса сказал он.
– Если бы мне два года назад кто-нибудь рассказал то, что ты услышал сейчас, я бы тоже не поверил.
– Два года назад? Так что же было два года назад?
– Была создана Консультация.
– Какая еще консультация? – вяло спросил Георгий, уже совершенно не понимая, о чем идет речь.
– Служба, где мы работаем, – ответил Анисимов.
Он вынул из кармана очки и протянул Георгию.
Обыкновенные очки, похожие на солнечные.
– Наденьте.
Волков послушно нацепил их на нос. Вопреки ожиданию, стекло оказалось слишком темным, почти непрозрачным – фигуры Анисимова и Яковлева едва угадывались.
Внезапно Георгию показалось, что стекла засветились. А в этом свете возникли какие-то смутные расплывчатые пятна. Он подумал, что надо перестроить зрение, но изображение вдруг само по себе приняло нужную резкость…
Как в кино, перед ним предстал странный пейзаж – пустынная, ослепительно-белая поверхность, изрытая многочисленными кратерами, изуродованная чудовищными обрывами. Ослепительно-белая – настолько, что в черном небе совершенно не угадываются звезды. Странный пейзаж без полутеней – только черное и белое. И Георгий понял вдруг, что это не Земля, а какая-то безжизненная планета. И не просто планета – Луна…
В подтверждение этой догадки он увидел восходящий диск Земли, окутанной облаками и со знакомыми очертаниями континентов. Затем на «небе» зажглась яркая точка и поплыла к нему, вначале медленно, затем все быстрее. Но вот постепенно начала снижать скорость и села где-то далеко, отсюда не видать. Но в ту же секунду изображение колыхнулось, и Георгию почудилось, что он несется куда-то за горизонт с огромной скоростью. Мелькают под ним черные дыры кратеров. И вот он уже снова видит точку – на самом деле она еще не опустилась на поверхность – только собирается. И точка эта – космический аппарат. Из-под реактивных сопел корабля вздыбливается густая пыль. Когда она осела, стал виден спускаемый модуль, замерший на поверхности.
Изображение внезапно прокрутилось вперед и затормозилось, выхватив кадр, где возле корабля возникла человеческая фигура в отражающем черноту скафандре, на плече которого виден звездно-полосатый флаг.
А дальше – как при ускоренном прокручивании фильма. Один за другим перед глазами Георгия вспыхивали образы космических станций, спускаемых модулей, астронавтов-исследователей, наблюдательных зондов – американских и наших, советских… Георгий никогда не видел ничего подобного. Его поразила не столько реалистичность этих образов, сколько понимание того, что кто-то словно вел телерепортаж, наблюдая за всем этим со стороны.
«Со стороны!..» – поразило его.
Последний эпизод, перед тем как изображение исчезло, был съемкой высадки второго советского лунохода, за путешествием которого несколько лет назад с восторгом следила не только вся страна – весь мир. Сейчас аппарат медленно двигался по лунному грунту, старательно огибая каждую крупную кочку. И вдруг остановился перед необычным предметом. Это был камень – гигантский монолит, отчетливо выделявшийся на фоне прочих линий искореженной поверхности. Необычно гладкий, со стороны он был похож на могильную плиту или стелу, на которой полагалась памятная надпись. Но надписи не было. В природе таких длинных и совершенно прямых линий не бывает по определению – это Георгий знал прекрасно. И потому застывший перед этой плитой луноход, вперивший в нее свои прожекторы и камеры, производил жуткое впечатление. Вот оно – детище выдающихся сынов человечества, оказавшееся за сотни тысяч километров от родной планеты и передающее все, что видит, на Землю. А напротив – нечто, вне всяких сомнений созданное чьим-то разумом.
Изображение потухло, и Георгий не сразу сообразил, что сидит не в кинозале, а в собственной квартире. Он осторожно дотронулся до очков, снял их.
Яковлев и Анисимов напряженно смотрели на него, оценивая реакцию.
– Ничего себе! – всматриваясь в их лица, он смущенно улыбнулся.
Первым откликнулся Анисимов:
– Четырнадцатое февраля одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года, – размеренно произнес он, забирая у Георгия очки. – День, когда человечество, само того не подозревая, дало знак о том, что достаточно созрело…