Люди в сером
Шрифт:
Яркий свет испугал чужака. Он ушел в темноту, и, когда Георгий вновь посмотрел вперед, рядом его не оказалось.
Фары все еще светили. Придя в себя, Георгий повернулся к машине (вероятно, на «скорой» кого-то привезли), позабыв, что держит в руках оружие. Свет тут же погас. Он спрятал пистолет и представил, как, должно быть, напуган водитель. Но был благодарен ему за то, что это внезапное вмешательство спасло его от страшной неизвестности.
Какое-то время Георгий боялся пошевелиться. Но когда понял, что ничего не происходит, осмелел и для начала сделал шаг. Вроде отпустило. Хотя в голове все еще
Он пришел вовремя – старик хоть и похож был на сладко спящего человека, но пульс едва прослушивался. Георгий побежал в соседний корпус, где находились дежурные врачи…
– Все будет в порядке, вы не волнуйтесь, – заверил его вскоре немолодой врач экстренного отделения, упаковывая в свой чемоданчик стетоскоп и тонометр.
Прошло пять минут с того момента, как Георгий привел помощь. После укола Михаил Исаакович лежал на кушетке с открытыми глазами. Рукав рубашки был закатан, и через толстую иглу системы капля за каплей стекало лекарство. Врач «скорой» отрегулировал подачу и велел своей медсестре понаблюдать за пациентом.
– Спасибо, – чуть слышно прошептал Михаил Исаакович, когда Волков подошел попрощаться.
«Когда-нибудь эти приступы доконают его», – подумал Георгий, и его сердце сдавило от жалости.
Придя домой, он все еще слышал звенящий звук в голове. Стоило закрыть глаза, и ночное происшествие так явственно вставало перед ним, что одна реальность (квартира, где он находился) сменялась другой – ночным больничным парком, наполненным прохладой и запахом прелых листьев. Квартирой Коли Чубасова. Белым туманом в лесу. И во всех этих видениях фигура чужака рядом – только протяни руку…
Зуд и звон не проходили. Георгий пытался обжимать голову руками, намочил полотенце ледяной водой, обмотал им голову, насыпал в кружку несколько ложек растворимого кофе и долго глотал горькую жижу – ничего не помогало. Снова появилась знакомая болезненная тяжесть в теле – подступала к рукам и ногам.
«Вольфрам ты или шавка?! Дешевая тряпка или человек?!» – восклицая так, Георгий делал круги по квартире, не зная, как сломать импульс чужой воли, которой он должен подчиняться. Он вновь куда-то должен идти по чужому приказу. И Георгий даже знал куда…
В сознании его вдруг сложился образ цилиндрического предмета – он лежит внутри дверной ручки. Аручка – на двери. Адверь – в комнате… И так далее, как в детских страшилках…
– Ну уж нет! – зло закричал он, обращаясь неизвестно к кому. – Тебе надо, ты и доставай!
Он забегал по комнате, зная, что скоро уже не сможет сопротивляться. И никакие дверные замки, никакие оковы не помогут.
«Оковы!»
Георгий вспомнил о наручниках. Он заглядывал подряд во все шкафы, вытаскивал из них ящики целиком, переворачивая их и вываливая содержимое на пол. Наконец, нашел пару, не помня даже, как она оказалась в доме, знал только, что была где-то
Он подбежал к чугунной батарее, сначала пристегнул одну руку, затем, извернувшись, вторую. О том, как будет освобождаться, даже не думал. Надеялся только на одно – кто-нибудь обязательно придет на помощь. Хотя бы тот же Яковлев, если забеспокоится о сотруднике.
Когда накатила новая волна боли, Георгий малодушно пожалел о том, что сделал. Боль становилась невыносимой. Ему хотелось выломать руки, вырвать кисти ладоней, перегрызть их зубами, превратить в кашу из мяса и костей, чтобы они могли выскользнуть из наручников. Он схватился зубами за плечо и что есть сил сдавил. Закричал и потерял сознание…
Нет, не потерял, с ужасом понял Георгий – перед глазами возникло восковое рыло чужака. Глупо было считать, что тот не сумеет проникнуть в квартиру.
Казалось, на лице у незваного гостя застыла гримаса неодобрения – едва заметные губы плотно сжаты, морщины на щеках, чуть покачивает головой.
Далее Георгий скорее догадывался, чем слышал то, что от него хотят: не было настоящего голоса, а только мысленный посыл. Странным образом, интуитивно, он сам подбирал нужные слова, заглядывая в черные глаза урода.
«Не сопротивляйся, зачем ты это делаешь? – Губы даже не шевельнулись. Если ты поможешь мне, я не дам тебе умереть…»
«Я не хочу помогать, когда заставляют…»
«Ты должен сделать!..»
«Я не хочу! И не буду…» – Георгий вогнал в эту мысль всю ненависть, какая была в нем.
«Тогда ты умрешь от боли!..» – Впервые в черных глазах чужака появился свет разума. Холодный, но отчетливый блеск.
Георгий почувствовал, что теперь ему хочется смеяться.
«Ну и к черту!.. К черту все!.. Я знаю, что за этим нет пустоты!..» – И он захохотал. Хотя понимал, что это ему только кажется. Он не может смеяться, если находится вне своего тела. Ведь настоящий живой смех – это всего лишь рефлекторные сокращения мышц, выталкивающих воздух из груди…
«…Какая глупость, рассуждать так… Я могу смеяться, когда хочу…»
Вдруг что-то щелкнуло, и рукам стало свободно. Георгий обеими руками вцепился в батарею. Он увидел, что чужак стоит к нему спиной, будто не сомневается, что Георгий последует за ним.
«Пойди! Выполни все, что он хочет!..» – вопила та часть сознания, которая безумно страшилась боли. Но другая заставила Георгия собрать силы и выплеснуть ярость – он ударил чужака ногами, но тот отошел слишком далеко.
Не достал. И руки расцепил. Лежа на полу, Георгий обернулся и поднял взгляд на плохо видневшуюся в темноте батарею – она теперь казалась невозможно далекой. Уже не дотянуться и не вцепиться обратно.
Он понял, что больше нет возможности сопротивляться чужой воле. И все же оставалась какая-то надежда. На то, что мир перевернется; на то, что земля, то есть пол, уйдет из-под ног их обоих. Что разверзнется потолок, и молния вонзится в мерзкую башку твари. Что вмешаются все-таки какие-нибудь силы, которые существуют – должны существовать, – но в которые он раньше не верил…
Нельзя так… невозможно… Я не хочу!!!..
Извиваясь на полу, подобно змее, он вдруг нащупал рукой бесполезные теперь наручники. И швырнул в чужака. Легкий звон их сочленений вдруг превратился в оглушающий грохот…