Люди ветра
Шрифт:
Табита подалась вперед, похлопала по одной из рук, не обращая никакого внимания на ногти, улыбнулась, глядя в красноватые глаза, и пробормотала:
— Хорошей тебе погоды, девушка!
Удивленная Кьенна подалась вперед.
Какое-то мгновение казалось, что сейчас она кинется на девушку, и Аринниан потянулся к рукоятке ножа, потом она обратилась к Водану:
— Нам лучше уйти!
— Еще рано! — Итрианин великолепно скрывал свое замешательство. Только облака могут знать, когда я снова увижу моего брата!
— Нам лучше уйти, — сказала она совсем тихо.
Аринниан мог представить себе, какие чувства бушевали в груди Водана: оскорбить ее, бросить вызов, ударить! Не убить, потому то она была не вооружена, но в тоже время это была капитуляция перед самим собой, проще чем самая простая условность.
— Нам самим придется уйти, как только мы допьем пиво, — сказал человек. — Рад, что встретил тебя. Вечного тебе прекрасного ветра!
Облегчение Водана было очевидным.
Он пробормотал несколько вежливых фраз и поднялся наверх вместе с Кьенной.
Город поглотил их.
Аринниан не мог решиться, что ему сказать. Он был благодарен тусклому свету, лицо его пылало жарче, чем горячий воздух. Он старался не смотреть на Табиту.
Наконец та мягко произнесла:
— Бедная потерянная душа!
— Кто, эта ночная пташка? — Он сразу же пришел в ярость. — Мне приходилось раньше встречаться с существами ее сорта. Дегенератки, жалкие преступницы! Ее счастье, если Водан не перережет ей горло в каком-нибудь из низкопробных клубов, в который она его потащит. Я знаю, что там должно случиться. Он блуждал одинокий, потерянный, житель гор, который, возможно, никогда не встречался с ей подобными. Она отметила его, проявила свое умение. Ух!
— Ну а тебе-то какое дело? Я хочу сказать, что он, конечно, твой друг, но я не могу поверить в то, что это патетическое существо сумеет вытянуть из него больше обычной платы. — Табита выпустила клуб дыма. — Ты знаешь, — задумчиво проговорила она, — в этом хорошо проявляются особенности итрианской культуры. Они увенчаны человеческими идеями там, где те не дают им ненормальности быстрой смерти. Но они еще не интересуются вопросами спонсорных изменений, исследований или лечений, даже простым милосердием. Когда-нибудь.
Он едва услышал последнее замечание.
— Водан должен жениться на Айат, — сказал он каким-то утробным голосом.
Табита подняла брови:
— О, на той, о которой ты мне говорил? Но не думаешь ли ты, что услышь она об этом, она была бы рада, что он получил немного информации и опыта?
— Это не правда! Она слишком чиста! Она.
Аринниан задохнулся. Внезапно он подумал: «Почему бы не рискнуть?
Теперь мне и самому нужно забыться».
— Это так немного для тебя значит? — Выпалил он. — В таком случае, давай сделаем то же самое!
— Хм! — Некоторое время она изучала его. Его гнев утих, и он сделал усилие над собой, чтобы не отвести глаз от этого изучающего взгляда.
Наконец она сказала:
— Ты чем-то огорчен, не так ли, Крис? — Усмешка. — Но, во всяком случае, ты подаешь надежды.
— Прости, — он встал. — Я не хотел быть невежливым! Я хотел дать тебе. Воображаемый пример. Заставить тебя понять, почему я расстроен.
— Я могла бы утешить тебя, назвав твои переживания воображаемыми, она улыбнулась, хотя тон ее голоса был более сочувственным, чем сами слова, — но я все же не считаю это нужным. Итак, ответ будет «нет»!
— Этого я и ожидал. Мы, птицы. — Он не смог закончить, посмотрел на кружку и сделал большой глоток.
— Что ты хочешь сказать словом «мы»? — С вызовом бросила она.
— Ну, мы. Наше поколение, наконец.
Когда она кивнула, волосы ее блеснули.
— Я знаю, — сказала она серьезно. — Эта нестабильность, смешанность общения, как только требует каккелек, приведет к тому, что они не испытают должного уважения к своим партнерам. Речь идет лишь о мимолетном общении с птицами противоположного пола. Ты же умный мальчик, Крис! Авалоняне мало способны к самонаблюдению, но ты же должен видеть истину! Неужели ты не хочешь иметь жену и детей?
— Конечно. Я. Конечно, хочу.
— Большая часть хочет этого, я уверена. Многие и раньше имели их, когда им удавалось придти к соглашению с самим собой. Но в этом вопросе нет единства для всех. Мы, птицы, испытываем в этом аспекте меньше давления, чем люди, поэтому обычная статистика непоказательна. Проблема в наши дни становится тем более отчетливой, чем больше усиливается движение в чосы, нарастая как снежный ком. И в конце концов, Крис, твой жизненный опыт ограничен. Скольких из тысяч ты знаешь настолько хорошо, что можешь описать их жизнь? Естественно, ты тяготеешь к знакомствам с тебе подобными, и особенно потому, что мы, птицы, весьма преуспели в обращении со своими душой и телом.
Трубка Табиты потухла. Она набила ее снова и закончила:
— Вот что я тебе скажу: твой случай не является ни таким уж типичным, каким тебе кажется, ни таким серьезным. Но я искренне желаю, чтобы уход в птицы не заставил других разумных людей терять годы себе во вред.
Гнев вновь овладел им. Какое право она имела говорить с ним как с мальчишкой?
— Нет, подожди-ка. — Начал он.
Табита отодвинула свой стакан и встала.
— Я возвращаюсь в отель, — сказала она.
Он непонимающе уставился на нее.
— Что?
Она потрепала его по волосам:
— Прости. Но боюсь, что если мы будем продолжать в том же духе, то устроим бурю в стакане воды. Я слишком хорошо о тебе думаю, чтобы желать подобного. Если захочешь, мы лучше встретимся другим вечером. А теперь я намереваюсь лечь в постель и заказать на экране центральной библиотеки эту штуку Гомера.
Он не стал ее отговаривать. Возможно, то спокойствие, в котором она пребывала после спора с ним, обидело его.
Пожелав ей доброй ночи весьма прохладным тоном, он направился к ближайшему фону.