Люди Волка
Шрифт:
Лунная Вода продолжала путь — со всей храбростью и выдержкой, присущими Мамонтовому Народу. Она вышла на равнину. Воспоминания об ужасе, пережитом в ледовом ходу, заставляли ее усталые ноги двигаться быстрее. Никогда она не забудет эту дорогу! Идти по ней было, конечно, непросто. Она чувствовала себя погребенной подо льдом. Но все же лучик света впереди как-то разрежал мрак и вел ее за собой. Но обратный путь — это был настоящий ужас! Ни одного человеческого слова, ни одной живой души рядом. Когда она останавливалась, чтобы немного поспать, страх врывался в ее сны, и она прижимала к груди свою лампу и молила злобных призраков оставить ее в покое.
Теперь она бежала так быстро, как только могла, лишь бы добраться до Мамонтового Лагеря прежде, чем появятся тучи мух и комаров.
Может, в этом году Род Белого Бивня заслужит Белую Мамонтовую Шкуру. Война с Народом наверняка принесет им славу среди других родов. А если шкура будет у них, все племенные вожди с севера и запада соберутся в лагере Ледяного Огня. Радостное предчувствие наполняло ее душу. Если они придут… они услышат то, что она расскажет Почтеннейшему Старейшине о ледовом ходе, и о Сновидце, и о дороге на юг — к прекрасным долинам, кишащим дичью.
Добраться бы только до селений Мамонтового Народа! А уж тогда она будет в безопасности и в почете.
Она то бежала, то переходила на шаг, доедая последние запасы жира. Лампу она припрятала в надежном месте — на обратном пути она найдет ее без труда. Она криво улыбнулась. Хорошо скрывали эти людишки свой секрет, да она всех их перехитрила!
Только найти бы, где сейчас Ледяной Огонь! И где стоит лагерем Народ Мамонта!
49
Окутанная тьмой, Пляшущая Лиса пробиралась на ощупь, ее дыхание гулко отдавалось среди ледяных стен. Вода шумела под ее ногами. Каждый шаг приходилось долго отмерять. Она осторожно ступала на скользкие камни и снова тянулась вперед. Однажды она поскользнулась и упала, тихо ноя от острой боли в щиколотке. Связка растянулась, но кость на сей раз не сломалась. Да неужто ей всю жизнь возиться с этой тысячу раз проклятой щиколоткой?
Постепенно ход наполнялся водой. Теперь ей угрожали уже не только призраки. Шум воды заглушал потрескивание ледяных стен. Ноги ее промокли и совсем онемели от холода. Единственные сухие места, где можно было примоститься, остались на вершинах огромных валунов, на которые она натыкалась в непроглядной темноте. И конечно, ее трут и еловые ветки намокли, а высушить их не было никакой возможности.
Свет сначала забрезжил еле-еле, совсем неярко. Сжав челюсти, онемевшими, плохо слушающимися ногами ступала она по залитым водой камням.
— Никогда ты не доберешься до своих, Лунная Вода, — упрямо шептала она. — Я догоню тебя.
Казалось, путь затянется навсегда. Не раз и не два ей чудилось, что пришел конец, что она заблудилась и попала в боковое отделение канала — и теперь навсегда останется погребенной в глубинах земли.
И все же становилось все светлее. Теперь слышны были только ее шаги и шум подступающей воды. В трещине наверху проглядывало небо.
Ковыляя по камням, отряхивая воду, мигая от сероватого дневного света, она выбиралась на берег на другом конце ледового хода.
— Не думал я, что все это — правда! — раздался голос со скалы у нее над головой.
Она повернулась и поглядела наверх, сжимая копья негнущимися от холода пальцами. Три Осени, качая головой, поглядел на нее. На плечах у него была потертая парка, а его немолодое лицо, задубевшее от солнца и ветра, блестело, как медная руда.
— Пляшущая Лиса? Зачем ты вернулась? Я думал…
— Я преследую врага. — Она поежилась. Ледяной ветер пронзил ее и без того окоченевшее тело.
— Врага?..
— Да, — ответила она, пытаясь одолеть озноб. Больше ничего она сделать была не в силах: слишком холодно… — Но прежде всего мне надо согреться.
— Только и всего? — Три Осени улыбнулся, услышав, с каким страстным выражением произносит она это, и повел бровями. — У меня есть кое-что, чтобы обсушиться. Немного — мамонтовый навоз и горстка ивовых прутьев. Сними-ка эту мокрятину…
Она сбросила на землю свою сумку и, стуча зубами, пошла вслед за охотником в его временный чум. Он развязал свой узел и, достав оттуда навоз и прутья, стад разводить огонь. Она тем временем стянула с себя отсыревшие шкуры и стала выжимать их. Палочки для разведения огня ловко ходили в его опытных руках охотника. Вскоре дерево задымилось; Три Осени нагнулся подул, и пламя вспыхнуло. Он отклонился в сторону пропуская ее к огню.
Она узлом стянула волосы и выжимала их, наслаждаясь долгожданным теплом.
Три Осени вздохнул, позволив себе окинуть глазами ее нагое тело:
— Жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах…
Пляшущая Лиса взглянула на него:
— Я тебя голым видела. Уж извини, страстью не воспылала. Я своим нынешним положением довольна, как-нибудь проживу. — Она нахмурилась. — И потом, ты ведь из поклонников Вороньего Ловчего. А ему бы не понравилось, если бы ты спутался со мной.
— Нет, — буркнул Три Осени, проветривая ее одежду. — Наши с ним пути разошлись.
— Неужто?
Он задрал голову и нахмурил брови:
— Я буду и дальше убивать Других. Я буду защищать мою землю. Но он выделывает такое, что у меня голова идет кругом. Он учит юношей пытать Других, разрезать их на части и пожирать сердца пленников. В этом уже есть что-то дурное. Он… я не знаю, он свихнулся, по-моему. Никогда не скажешь заранее, что он сделает в следующую минуту.
— Знаю. — Она кивнула и стала греть ноги над огнем, блаженно потягиваясь от прикосновения тепла. —И долго ты здесь подсматривал?
Он с шумом затянулся дымом костра и резко выдохнул.
— Я вообще… не подсматривал.
— Тогда что?
— Я много слыхал о долине Цапли. Решил сам пойти посмотреть, что здесь такое творится. Я оставил лагерь Вороньего Ловчего в самой середине Долгой Тьмы. — Он опустил глаза. — С тех пор я хожу сам по себе, охочусь и раздумываю о том, как мне быть дальше.
— Ты в нем разочаровался? Он бросил на нее резкий взгляд:
— Я поверил тому, что рассказывают о ледовом ходе, открытом Бегущим-в-Свете. Я хочу присоединиться к