Людоед
Шрифт:
— Осел! — крикнул вдогонку обозленный Микаэль.
Я молча поднял руку с выставленным средним пальцем, а у себя в мансарде умылся, разжег свечи и наскоро перечитал составленный по итогам изучения «Лабиринтов бессознательного» конспект. После уселся на кровати, поджал ноги и закрыл глаза. Рекомендовалось лечь, но в этом случае был немалый риск уснуть, а мне этого не хотелось.
Погрузиться в легкий транс удалось быстро; оно и немудрено — приводить сознание к равновесному состоянию приходилось всякий раз перед использованием истинного зрения. Только на этот раз я не стал обозревать раскинувшуюся
Мы с братом частенько обсуждали безумные идеи профессора, иногда даже просчитывали интенсивность отдельных энергетических потоков и узлов, но я был в этой области откровенным профаном, и в памяти отложилось не так уж много подробностей. Но то — в памяти. Сейчас же сознание неслось куда-то во тьму, а вокруг витали обрывки воспоминаний. Фразы пронзали меня, видения ослепляли, эмоции захлестывали и рвали душу на части. Я летел прямиком в бездну подсознательного и едва ли контролировал свое падение. Просто впитывал крупицы и обрывки знаний, толком даже не понимая, какие из них придутся ко двору, а какие — бесполезный мусор.
Схему ритуала профессор Костель держал в тайне даже от своих учеников, из всех ныне живущих видел ее воплощение один лишь я. Осиный король перехватил меня на лестнице, но за его спиной я успел разглядеть безжизненные тела, сложное переплетение светящихся линий и каллиграфическую вязь колдовских символов…
Увидел я ту схему и теперь. А миг спустя сознание врезалось в нее и разметало в клочья, понеслось дальше, заставляя меня вспомнить то, что вспоминать не было никакого желания!
— Ты идиот! Безмозглый кретин! Куда ты лезешь?! Это не твое!
— Я докажу им! Докажу им всем! Желаешь напиваться каждый день до потери памяти — напивайся! Боишься? Да на здоровье! Ты сделал свой выбор! А я добьюсь успеха, вот увидишь!
— Я никуда тебя не пущу! Это безумие!
— Иди проспись!
— Нет, стой! — Я покачнулся и ухватил брата за руку, уставился в его лицо, будто в отражение собственного. — Это все из-за нее, да? Она ведь на тебя даже не посмотрит, когда узнает, что…
Мощный удар в нос отшвырнул во тьму, разорвал транс. Я скорчился на полу, но сразу пересилил себя и поднялся. Во рту стоял солоновато-металлический привкус, сплюнутая под ноги слюна оказалась розовой.
Ангелы небесные! Пособие неспроста рекомендовало принять удобную позу перед погружением в транс — я не послушал и свалился с кровати, разбив о доски лицо.
Впрочем… оно того в любом случае стоило!
Умывшись, я зарисовал основные моменты схемы Роберта Костеля, а после стиснул ладонями виски. В голове беспрестанно гудели чужие голоса, бились изнутри о черепную коробку подслушанные разговоры, ядовитыми змеями вились сплетни о клубе Зеленого огня, скрежетали жерновами предположения о случившемся, кузнечными молотами стучали проклятия и обвинения. Мне было плохо.
Та роковая схема больше не казалась бессмысленным
Энергетические узлы колдовских схем обычно укреплялись специальными символами, каплями крови и свечами, но князь запределья легко разрушил бы столь примитивные запоры. Профессор Костель приготовил ученикам роль живых скреп, для этого и понадобились истинные маги — лишь они могли в полной мере слиться с незримой стихией, черпая из нее столько эфира, сколько понадобилось бы для противодействия плененной сущности.
— Святые небеса! — выругался я, помассировал лицо и начал перерисовывать на отдельный лист один из слоев схемы — тот, что отвечал за обращение к запределью.
Такому в университетах не учили…
Следующие несколько дней я едва ли не безвылазно просидел в мансарде, занятый сложнейшими вычислениями, построением нужных схем и сплетением их в единое целое. А еще — подгонкой ритуала под текущую фазу луны, поиском слабых мест, отладкой энергетических потоков и составлением списка необходимых ингредиентов.
Все должно было сработать наилучшим образом, но полной уверенности в этом я не испытывал и потому раз за разом проверял плетения узлов и высчитывал мощность эфирных потоков.
Я боялся. Да, боялся и не стыдился признаться в этом самому себе. Профессор Костель не испытывал ни тени сомнений, и где сейчас он? Сдох и стал игрушкой пожравшего его душу Осиного короля. Я себе такой судьбы не хотел.
А еще от необдуманных поступков удерживал трактат «Размышления о нереальности нереального», до которого мне так и не удалось добраться.
Я не понимал мотивов Роберта Костеля. Знал — или был уверен, что знаю, — его цели, а вот мотивов, подтолкнувших его на кривую дорожку чернокнижия, не понимал. И это не просто наполняло душу беспокойством, это откровенно пугало. У меня не было права на ошибку. Второго шанса никто не даст.
И чем дольше я думал о еретическом сочинении Алфихара Нойля, тем больше склонялся к мнению, что действовать, не ознакомившись предварительно с этой книгой, неразумно и чрезвычайно опрометчиво. Не из сего ли злокозненного труда Роберт Костель почерпнул свои безумные идеи, не это ли сочинение разожгло в нем нечестивое желание обуздать одного из князей запределья? Что за знания скрываются под обложкой еретического фолианта?
Наверное, я занимался самообманом и просто боялся сделать тот шаг, после которого возврата назад больше не будет. Ну а кто бы на моем месте не испытывал подобных сомнений? На кону стояла даже не жизнь, но бессмертие души! Колебания подтачивают волю ритуалиста, а слабость в делах подобного рода недопустима. Слабость смерти подобна. Я же умирать не хотел.