Людоедское счастье
Шрифт:
Насилу открыв рот, я говорю:
– А кому подарок?
Он отпрыгивает назад, усаживается на свой необъятный зад и, свесив язык, смотрит на меня, наклонив голову. Я лезу в карман куртки, вытаскиваю оттуда завернутый в подарочную бумагу мячик и торжественно подаю ему:
– Дорогой Джулиус, счастливого тебе Рождества!
Внизу, в бывшей скобяной лавке, запах мускатного ореха от грудинки по-овернски еще плавает в воздухе, а дети уже плотно схвачены тканью моего рассказа. Глаза блестят над полосатыми пижамами, босые ноги качаются в пространстве между кроватями,
– А свою он где просрал? – придирчиво спрашивает Жереми.
– В Индокитае, на триста семнадцатом километре Далатского шоссе. Попал в засаду. Его солдаты так его любили, что бросили подыхать вместе с рукой, которая уже была сама по себе, отдельно от тела.
– А как он спасся?
– Через три дня командир роты один вернулся за ним и вытащил из опасной зоны.
– Через три дня! А что же он ел все это время? – спрашивает Малыш.
– Как что? Свою руку.
И все довольны: Малыш получил свою сказку про людоеда, Жереми – порцию военных приключений, а Клара – дозу юмора. Что касается Терезы, то, невозмутимая как секретарь суда, она сидит за письменным столом и, как обычно, дословно стенографирует мой рассказ, включая отступления. Отличная практика для ее курсов секретарей-машинисток. За два года ночных упражнений она уже переписала «Братьев Карамазовых», «Моби Дика», «Крестьянскую фантазию», «Сказание о Иосте Берлинге», «Асфальтовые джунгли» плюс два или три текста моего собственного производства.
Я рассказываю до тех пор, пока слипающиеся глаза слушателей не возвещают, что настало время отбоя. Закрывая за собой дверь, вижу, как в темноте поблескивает елка. Что ж, все получилось неплохо – они и не подумали броситься на подарки. Только Джулиус вот уже два часа старается развернуть свой пакет так, чтобы не порвать бумажку.
4
Дальнейшие события возвестили о себе звонком в дверь на следующее утро, двадцать пятого декабря, ровно в восемь. Я хотел было крикнуть: «Входите, не заперто!» – но вовремя удержался. Вот так на прошлой неделе мы с Джулиусом, поленившись встать на звонок, увидели посреди передней сосновый гроб, а вокруг – трех грузчиков с постными рожами. Самый плюгавый из троих объяснил:
– Это для покойника.
Джулиус дал деру и забился под кровать, а я – лохматый, непроспавшийся – ткнул пальцем в свою пижаму и огорченно сказал:
– Извините, я еще не совсем готов. Зайдите лет через пятьдесят.
Итак, двадцать пятого ровно в восемь – звонок. Делать нечего, надо идти открывать. Джулиус – за мной; его хлебом не корми, дай познакомиться с кем-нибудь. На пороге – здоровенный громила с башкой в виде огурца. На нем куртка с меховым воротником, как у летчиков. Он стоит передо мной – ни дать ни взять ирландский парашютист, сброшенный на оккупированную Францию.
– Инспектор-стажер Карегга.
Все ясно: от резиновой дубинки к шариковой ручке – та еще карьера! Едва он втискивается в квартиру, как Джулиус запускает ему морду между ног. Тот поспешно садится, не дав даже пинка моей собаке. Может быть, поэтому я ему говорю:
– Хотите кофе?
– Если будете варить и для себя…
Бегу на кухню.
– Вы никогда не запираете дверь? – спрашивает он.
– Никогда.
А про себя думаю (но не говорю): «Сексуальная свобода моего пса отвергает любые запоры».
– Я должен задать вам несколько вопросов. Так, для порядка.
Именно этого и следовало ожидать. Дорогие коллеги, фирма не забывает вас! Есть примерно с десяток профдеятелей и еще дюжина ребят, которые никому не лижут задницу, – к ним-то полиция и вяжется в первую очередь. Рождественский подарок образцовым служащим от дирекции Магазина.
– Вы женаты?
Подсахаренная вода начинает звенеть в медной джезве.
– Нет.
Я бросаю в воду три чайные ложки молотого турецкого кофе и медленно мешаю, пока поверхность не становится бархатистой, как голос Клары.
– А дети внизу?
Я снова ставлю джезву на огонь и жду, когда кофе начнет подниматься, – в этот момент его надо снять, чтобы он, не дай Бог, не вскипел.
– Сводные братья и сестры. Дети моей матери.
После того как его карандашик добегает до конца странички блокнота и останавливается, инспектор Карегга задает следующий вопрос:
– А где отцы?
– Рассеяны по стране и миру.
Из кухни я вижу через открытую дверь, как инспектор Карегга прилежно записывает, что моя мать рассеивает мужчин по стране и миру. Вхожу в комнату с джезвой и чашками в руках. Наливаю густую бурую жидкость в чашки. Инспектор тотчас же тянет руку, но я его останавливаю:
– Подождите, надо же дать отстояться!
Он послушно дает отстояться.
Джулиус, сидя у его ног, смотрит на него страстным взглядом.
– В чем заключается ваша работа в Магазине?
– Выслушивать, как меня долбают.
Записывает как ни в чем не бывало.
– Ваши прежние занятия?
Мм-да, список получается длинный: разнорабочий, бармен, шофер такси, учитель рисования в частной школе, агент по изучению спроса… Что-то еще, наверно, было? Ну а теперь вот служба технического контроля в Магазине.
– Давно?
– Четыре месяца.
– Нравится вам эта должность?
– Работа как работа. Делаешь на пять кусков, платят десять, зато долбают на все пятнадцать.
(Надо же придать разговору философское звучание!)
Записывает.
– Вчера вы ничего не заметили необычного?
– Заметил. Бомба взорвалась.
Тут он все-таки поднимает голову и смотрит на меня. Но уточняет все тем же невозмутимым тоном:
– Я имею в виду – до взрыва.
– Ничего.
– Вас, кажется, вызывали три раза в бюро претензий!
Ага, вот и дошли до дела. Я ему рассказываю про газовую плиту, пылесос и взбесившийся холодильник. Он лезет во внутренний карман и затем кладет передо мной план Магазина.
– Где находится бюро претензий?
Я показываю.
– Значит, вы прошли по меньшей мере три раза мимо отдела игрушек?
Смотри-ка, соображает!
– Действительно.
– Вы там останавливались?
– В последний раз – да, секунд на десять.
– Не заметили ничего необычного?