Людовик XIV, или Комедия жизни
Шрифт:
— Конечно, должны победить! — смеясь, повторила Анна.
— Принцесса, и вы, вы смеетесь, когда его величество в отчаянии и призывает вас!
— Потому-то я и смеюсь, что его величество в отчаянии и призывает меня, любезный маршал! Ведь это смешно, Филипп, не правда ли?
Принц, с удивлением вглядывавшийся в ее насмешливое лицо, кажется, начал понимать, в чем дело.
— Мы заключим мир, как вы и предсказывали, — выговорил он наконец.
— Да, мы заключим мир.
— Неужели вы думаете, ваше высочество, что Людовика Великого могут принудить подписать мир? — вскричал Фейльад.
— Ну это уж его дело! Живо, маршал, отправляйтесь в Версаль!
Франция в эту минуту походила на кровного скакуна, остановленного на всем скаку непредвиденным препятствием: конь отскакивает, встает на дыбы, грозя сбросить слепого седока. Так было и с Людовиком. Постоянные победы до такой степени усилили национальную самонадеянность французов, что они бросили все стеснения, потеряли всякое уважение к трактатам. Людовику казалось мало подчинить себе пол-Европы. Нидерланды были покорены, Рейн от Швейцарии вплоть до моря был почти в его руках, он спешил теперь покончить с Австрией. Это казалось тем легче, что Бредский мир принудил молчать Данию и Голландию. И вдруг перед победоносным королем, перед Великим Людовиком нежданно-негаданно встал Северный союз! Англия, еще так недавно его покорный вассал, соединилась теперь с Голландией, Швецией, Австрией и Испанией и предписывала ему мир! Страшный удар был нанесен самолюбию Людовика: он, победитель, должен просить мира, если не хочет пасть под грозным натиском всей Европы! Сияющее лицо Кольбера, сдержанная радость Терезии и ее клики показывали, что шаг этот неизбежен.
Эти противники его замыслов в его же собственных владениях приводили короля в неописуемую ярость, он ежеминутно готов был уничтожить их, но сдерживался, понимая, что таким взрывом он скомпрометировал бы самого себя, выдал бы только свою слабость. Людовик вполне чувствовал теперь, как необходим ему его друг и советник — герцогиня Орлеанская, но и скорое возвращение ее не совсем радовало Людовика: он знал свою вину.
В таком невыносимом положении застал короля маршал Фейльад. Свято исполняя приказание принцессы, он передал Людовику все подробности лотарингской истории, рассказал, как приняла Анна известие о союзе против Франции и как смеялась, читая приказание, призывавшее ее обратно в Версаль. Краска стыда и гнева покрыла лицо короля при последних словах маршала. В душе его вдруг возникло подозрение, что Анна навеки потеряна для него и, может быть, стала его злейшим врагом.
— Когда принцесса будет здесь? Дня через четыре?
— Ни в каком случае не позднее трех, ваше величество! Принц Филипп и граф Таранн едут с нею.
— Я так и знал. Следовательно, она примирилась с мужем?
— Со времени катастрофы в Нанси. Я никогда не видел их в таких отличных отношениях. Мне кажется, что холодное, отталкивающее поведение принца Филиппа во Фландрии, его двусмысленные поступки в первое время нашего пребывания в Нанси — все это было планом, заранее обдуманным и условленным между ними.
— Понятно, очень понятно! Я могу назвать вам даже день, в который вы заметили перемену в их отношениях.
— Это случилось в день появления Гиша во Фландрии! — с низким поклоном проговорил Фейльад.
— Так отношения их так хороши, как никогда! — гневно повторил Людовик. — Прикажите де Брезе передать маркизе Монтеспан, чтобы она явилась ко мне тотчас же, сию минуту, слышите
Фейльад бросился к де Брезе, тот — к Монтеспан, и десять минут спустя взволнованная маркиза в сопровождении мадам Гранчини стояла в кабинете короля. Людовик мрачно ходил из угла в угол своей великолепной комнаты, сердито взглядывая по временам на обеих дам… Вдруг он остановился перед Монтеспан.
— Маркиза, до сих пор я был совершенно уверен в вашей верности и преданности мне, надеюсь, что настроение ваше не изменилось, и вы беспрекословно исполните то, что я нахожу для вас необходимым.
— Приказывайте, государь!
— Вам надо на некоторое время оставить двор: ваше положение и некоторые другие обстоятельства делают такой шаг неизбежным.
Обе дамы онемели от изумления. Мадам Гранчини, окинув испытующим взглядом расстроенную физиономию короля, тихонько выдернула у Монтеспан свою руку.
— Государь! — вскричала маркиза, ломая руки. — Государь, вы изгоняете меня! А я пожертвовала вам моим счастьем, моей честью!
— О черт возьми! — загремел Людовик, топнув ногой. — Бросьте этот вздор! Не смейте мне делать здесь сцены, или вам придется узнать, что и моя вежливость имеет границы. Если вы мне действительно преданы, то покажите это именно теперь, докажите вашим повиновением. Я возвращу вас ко двору, как только будет можно, и уж, конечно, любовь моя к вам не уменьшится от вашей уступчивости! Но, если вы вздумаете отказать мне, мы расстанемся навеки!
Маркиза стояла бледная, не говоря ни слова, ей казалось, что у нее под ногами открывается черная, бездонная пропасть. Рука ловкой мадам Гранчини опять слегка охватила ее стан.
— Ваше величество, — начала она, — будьте несколько терпеливее и снисходительнее к моему бедному другу!
Ее страдания в настоящую минуту и ее положение заслуживают этого!
Взгляд Людовика несколько смягчился, он двинул кресло маркизе.
— Сядьте, милая Монтеспан. Ну будьте же умницей, выслушайте меня спокойно. Я должен расстаться с вами на время, это крайне необходимо! Исполните мое желание из любви ко мне! Вы будете окружены всевозможной заботливостью и попечениями, малейшая прихоть ваша будет исполняться беспрекословно! Я буду навещать вас как можно чаще! Кого хотите вы взять с собой? Какую-нибудь из ваших верных, наиболее скромных приятельниц? Мадам Гранчини, может быть?
— Я глубоко ценю доверие вашего величества, — с низким поклоном возразила Гранчини, — но не смею принять подобного предложения. Ее величество, королева, моя повелительница, может оскорбиться. Да и назначение мое обратит всеобщее внимание, начнутся толки, станут доискиваться причин, и могут найтись такие, которые будут не слишком приятны вашему величеству. А вот вдова Скаррон была бы очень подходящей компаньонкой для вас, милая маркиза. Ведь она очень близка с вами, и вы должны быть с нею вполне откровенны!
Она незаметно толкнула Монтеспан.
— Скаррон! — повторил Людовик с недовольной миной. — Избавьте нас, пожалуйста, от этой интриганки!
— Я исполню желание вашего величества: буду жить вдали от двора столько времени, сколько вы прикажете, но не уеду без Скаррон. Она мой самый преданный друг и ее присутствие будет моим единственным утешением в одиночестве. Да и в чем можно упрекнуть эту женщину, кроме…
— Ни в чем, ни в чем! — поспешно прервал ее Людовик. — Она любит только вмешиваться туда, где ее не спрашивают, да притом она мещанка. Подумайте, что за роль будет играть ваш друг при дворе, если… ну когда вы возвратитесь, маркиза!