Людовик XIV, или Комедия жизни
Шрифт:
— Как! Что вы сказали? — удивленно переспросил Кольбер. — Как это может быть!
Короля передернуло, лицо его побагровело, жилы на лбу надулись.
— Государь, — продолжала заключенная, — во времена Фронды вы уничтожили дворянство и права парламента, стали неограниченным тираном и поспешили удалить старшую линию Орлеанов. Потом при помощи энергичного гения Кольбера вы создали новую Францию, утопающую в богатстве, наслаждении, славе и пустоте. Францию, вполне достойную своего короля, преданную всему земному и совершенно забывшую о небе.
Но иезуиты отомстят вам, они припомнят вам и небо, и всех тех, которых вы так спешите препроводить туда!
— Вы все только упражняетесь в смелых предположениях и забываете, что нам нужны доказательства.
— Вы, государь, не видите или не хотите видеть своих злейших врагов! Если бы вы обладали бесстрастно холодным умом Мазарини, умеренностью и желанием блага народу Кольбера, вы были бы величайшим монархом на земле, достойным зависти королем! Вы могли еще стать им и тогда, когда, отделавшись от Фуке при помощи Нинон Ланкло, уничтожили заговор на улице Тиксерандери. Но с того самого времени, как Анна Орлеанская потеряла перчатку в ваших покоях, с того часа, как вы допустили к себе эту Скаррон, эту попрошайку, вы попали в руки отцов иезуитов. Что бы вы теперь ни делали, с каждым шагом вы будете все больше и больше путаться в сетях ордена, и внук Генриха Четвертого останется уже навсегда игрушкой этих действительных повелителей Франции!
Тяжелое молчание наступило в низкой, мрачной келье. Король угрюмо смотрел в землю, графиня со злобной насмешкой во взгляде наблюдала за ним.
Кольбер тихо подошел к своему повелителю.
— Я тогда же предостерегал ваше величество против хитростей этой женщины, вы не хотели мне верить. Отделаться же теперь от мадам Ментенон будет не так легко!
— Не так легко! — со злым хохотом подхватила графиня. — Да это совершенно невозможно. Королева, Монтеспан, я и Ло-рен — орудия той же таинственной силы, которой служит и Скаррон!
Король сердито взглянул на Сен-Марсан.
— Что вам далась эта Скаррон? Она была не более как моим тайным агентом в неприятельском лагере и хорошо служила мне.
— Больше, чем хорошо! Она была не только вашей поверенной, но духом, направлявшим вас вопреки вашей собственной воле, василиском, взгляд которого преследовал вас, которого вы не могли забыть. Она привела к вам Монтеспан, она раздражала Терезию против вас, а вам выдавала ее планы, она употребила Лорена, чтобы поссорить герцога Орлеанского с женой, а вас — с братом, по ее приказанию смелый Людовик очертя голову бросился в войну, подвергая всем ее бедствиям свою страну… а зачем поступала она таким образом? Затем, государь, чтобы дать вам мир и спокойствие только тогда, когда вы, с четками в руках, будете лежать у ног этой женщины и тех, кому она служит, — у ног иезуитов!
Медленно поднял Людовик глаза, мрачный огонь еще горел в них, но лицо его принимало мало-помалу то горделивое выражение сознания собственной силы, которое почти всегда служило знаком, что хорошие начала взяли верх в душе короля.
— Ради вашего чистосердечного признания, графиня, мы прощаем вам ненависть, говорившую вашими устами. Излишний гнев, как слишком сильно брошенное копье, имеет обратную силу. Мы бесконечно благодарны вам.
И такая невольная, хроническая веселость блеснула в глазах короля, что узница невольно потупилась:
— Вы благодарны мне? За что?
— Сбудутся ли ваши предсказания или нет, я не знаю, но что Франция, эта прекраснейшая страна во всем прекрасном Божьем мире, выйдет счастливой и великой из наших рук, — за это я вам отвечаю! Трон ее пусть достанется тому, кому повелит Всемогущий Бог, но наше царствование мы постараемся сделать таким, чтобы оно осталось в памяти современников и потомства!
Затем, обернувшись к свите, он сказал:
— Господа, мы заключаем мир со всеми нашими врагами.
Ни испанцам, ни иезуитам не доставим мы удовольствия видеть, как истекаем мы кровью в борьбе с целым светом. Монтеспан больше не возвратится ко двору, а ее величество королева может приискивать себе вместо интриг более полезное занятие. Ла Рош, вы отправитесь сейчас же к моему брату и его супруге и пригласите их к нам на совещание. Эндорская волшебница во второй раз не обманет Саула. Жеви, дайте графине лучшую комнату и доставьте ей все, что она пожелает. Надеюсь, она проживет еще долго и увидит, какие золотые плоды принесла нам ее ненависть!
Король подписал акт, лежавший на столе, с улыбкой указал на него графине и, кивнув ей головой, вышел со свитой из комнаты.
Графиня Марсан опять осталась одна. Долго, точно окаменелая, стояла она, устремив глаза на дверь, затворившуюся за королем… Вдруг взгляд ее упал на оставленный документ, этот клочок белой бумаги разом напомнил ей все, заставил все понять, она дико вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Мир!.. — простонала она. — Мир с Терезией, с Филиппом, с Анной?! О, болтливое создание, ты сама указала ему путь к спасению, своими руками уничтожила свою месть! Жизнь, купленная такой ценой, хуже смерти! Умри, чтобы не видеть торжество твоего врага, умри и передай там своему супругу, что весь род его пожертвовал собою бесполезно!..
Как помешанная, принялась она ощупывать складку за складкой в своем темном платье, потом с нервной поспешностью стала пороть один из швов… Вдруг разом она бросила свое занятие и подняла голову.
— Нет, нет! Не все еще потеряно! Ведь я увижу сына и скажу ему мое последнее слово! Да и Лорен живет еще!
Прямо от графини король перешел к шевалье д’Эфиа. В памяти графа еще свежа была картина кровавой смерти его дяди Сен-Марсана. Он немедленно и самым положительным образом подтвердил все показания и намеки графини. Ради этого он был избавлен от смертной казни, но приговорен к пятилетнему тюремному заключению, к лишению всех прав и преимуществ. Людовик возвратился в Лувр с твердым намерением избавиться от поповско-женских интриг своего двора и разрушить коалицию своих врагов. Он и не думал отказываться от своих любимых планов, но решил другим путем добиться их исполнения. Здесь его ждали Фейльад и Лувуа, трепетавший при новом порядке вещей за свой портфель министра иностранных дел.
— Войдите в мой кабинет, Фейльад. А вы, шевалье, обождите здесь. Ну-с, каковы известия, маршал?
Король плотно притворил за собой дверь.
— Очень неудовлетворительные, сир. Принцесса наотрез отказалась выслушать меня наедине, объявив мне через своего секретаря Лафонтена, что не принимает никаких сообщений, если они не касаются одинаково и ее супруга.
— Я так и знал. Она полагает, что имеет полное право обращаться со мной так холодно и высокомерно. Но говорили ли вы с нею по крайней мере хотя бы в присутствии принца?