Людовик XIV
Шрифт:
Мы должны заботиться о благе своих подданных больше, чем о своем собственном. Мне представляется, что наши подданные являются составной частью нас самих, ибо мы голова, а они члены одного и того же тела.
Вооруженный мир был, как мы видели, не периодом завоевательного империализма, а временем обустройства, направленного на выравнивание государственных границ и «округление» территории Франции. Если бы надо было во что бы то ни стало провести исследования королевских завоеваний в победоносной Франции после заключения Нимвегенского мира, то оказалось бы, что это были исключительно внутренние завоевания. Они всегда считались победами короля, даже когда Людовик XIV привлекал к своей политике и управлению небольшую когорту своих лучших сотрудников.
Многосторонняя политика монарха всегда была подчинена единому плану: речь неизменно шла о величии, единстве и сплоченности королевства. «Хорошо управляемое королевство — это королевство, в котором трудятся неустанно, в меру своих сил, чтобы росло население; чтобы люди хорошо обрабатывали землю; чтобы все хорошо
Во всяком случае, король, когда он преследует глобальную цель (если не рациональную, то, по крайней мере, разумную), не старается навязать ее грубо или шаблонно. Слишком много здесь встречается препятствий. Он сам не картезианец и не абстрактный мыслитель, а здравомыслящий человек, и он советовал Монсеньору быть таковым. Его королевство разнолико: север, за линией Сен-Мало — Белле, более образован и трудолюбив; юг больше стремится сохранить особенности своего языка, образа жизни, душевного склада. Области с сильно укоренившимся протестантством противопоставляют себя контрреформистским провинциям. Провинции, в которых сохранились ассамблеи трех сословий и которые позже других вошли в состав королевства, сильно отличаются от финансовых округов, разделенных на элекции, управляемые элю. Внутренние границы усложняют товарные перевозки, и надо хорошо знать географию и налоговый режим, чтобы соблюдать постоянно изменяющиеся правила табели, этого тяжелого налога на соль. Кстати, мы еще не упоминали о разграничении частного права на северное и южное (на севере все в основном определяется «обычаями», а на юге — римским правом или «писаным правом»), а также о различиях между административными связями (пограничные провинции подчиняются государственному секретарю по военной части, а остальные в неравной степени трем другим министерским департаментам) и о частном случае, который представляет собой каждая недавно присоединенная провинция (Эльзас), или давно оккупированные (Лотарингия, Люксембург, Пинероло).
Кроме того, власть короля разделяется на военную власть губернаторов, которые очень редко долго удерживались на месте (по причине смерти или в силу непригодности), и на власть морских интендантов; на церковную власть епископов (которых король назначает, следит за ними, поддерживает при необходимости и которые играют важную роль, способствуя послушанию и лояльности); наконец, на гражданскую власть, которая в большей степени принадлежит интендантам.
В результате то, что верно в общих чертах, необязательно применимо к Дюнкерку, если и подходит для Перпиньяна. То, что верно в Марселе, — заблуждение в Ренне. Наши обычные слова, наши современные представления о государстве (особенно об огосударствлении), о централизации (особенно о централизме), об администрации (особенно о бюрократизме) могут быть применены к королевству Людовика XIV только лишь после предварительных оговорок (о которых было сказано выше) и с чрезмерной осторожностью. Францию XVII века надо сравнивать не с Францией XX века, а с Россией Петра Великого, этим многоэтническим и плохо управляемым миром; с иберийским полуостровом, где употребление слова «Испания» в единственном числе искажает представление о реальных Испаниях; с причудливой мозаикой Священной империи; с многообразием суверенитетов Габсбургов в Вене; с провинциями Бранденбургского курфюрста, разбросанными между Рейном и Одером. Если королевство Людовика XIV уже более однородно, более едино, лучше управляемо, чем другие европейские страны (в частности, благодаря Генриху IV, Ришелье и Мазарини), оно конечно же еще не «огосударствлено» и не «централизовано». Наши предки этого не потерпели бы. И король этого тоже по-настоящему не хотел. Его интенданты, случись это, утратили бы большую долю своей власти.
Тридцать назначенных комиссаров
В конце царствования гражданскими делами во Франции будут ведать на местах «назначенные комиссары» (31) или интенданты юстиции, полиции и финансов. Слово «юстиция» напоминает, что они принадлежат к судейским должностным лицам, что, помимо привилегии заседать в высших судах, они контролируют деятельность трибуналов короля и судей, подчиненных сеньорам. Слово «полиция» обозначает, что они «люди пера», администраторы современного типа; то, что мы называем в наши дни «полицией» — это организация, деятельность которой ограничивается разведывательной службой, поддержанием порядка и, при необходимости, репрессивными мерами, а прежде в ее компетенцию входил более широкий спектр деятельности. Слово «финансы» включало понятия: налоговая ответственность, контроль над региональной экономикой и забота о ее развитии. Это простое перечисление показывает, что если комиссар и назначен королем, он тем не менее подчинен нескольким уполномоченным Его Величества. Интендант Эльзаса, например, подчиняется одновременно Лувуа, который управляет пограничными провинциями, и Кольберу, который очень широко раскинул щупальца своего контроля над финансами{223}. А вопросы юстиции заставляют его также входить в контакт с канцлером. Восемнадцать интендантов облагают налогами финансовые округа Франции, управляемые
Интендант — главная фигура в провинции, по крайней мере, он старается ею быть. Со времени смерти Мазарини интендант пытается (всегда поддерживаемый центральной властью) урвать что-либо то тут, то там, чтобы усилить свою реальную власть. В административном плане, как в социальном, так и в светском, он все более и более соперничает с военным губернатором, а также с епископами. Всем известно, что интенданта знает Его Величество. Людовик XIV желает контактировать (пусть даже это будут кратковременные встречи) со своими комиссарами. Часто он их принимает перед тем, как они отправляются выполнять свою миссию; иногда Людовик XIV их вызывает в период ее выполнения; монарха всегда информируют о том, насколько успешно комиссары осуществляют свою деятельность, что дает королю возможность отстранить от должности неумелых, перевести в лучшую провинцию проявивших себя с хорошей стороны администраторов, назначить их государственными советниками.
Король придает большое значение встречам — кратковременным и редким — с назначенными комиссарами. Вот какова была сущность одной из таких бесед, по свидетельству Данжо. Это было в Версале, в пятницу 30 января 1711 года. После утреннего выхода Людовик XIV принимает Шарля Этьена Меньяра де Берньера, интенданта Фландрии: «Вы мне часто докладывали в прошлом году о грустных и тяжких вещах, но я вам за это благодарен, ибо я люблю, чтобы мне говорили всю правду, как бы Горька она ни была, но я надеюсь, что в этом году вы сможете мне доложить только о хороших вещах». Этот высокий чиновник, высказавший уверенность, что все необходимое будет на месте к предстоящей кампании, благодаря деньгам контролера Демаре, заявил: «Если чего-либо будет недоставать, Ваше Величество, то я один буду в этом виноват, ибо мне предоставили возможность обеспечить всем необходимым ваши войска, начиная с 15 марта, в каком бы направлении им ни пришлось действовать во Фландрии».
Из этого следует, что интендант — доверенное лицо короля. Кольбер убеждает Людовика XIV в том, что как доверенное лицо короля такой чиновник облечен большой властью, и поэтому нельзя держать слишком долго этих чиновников на одном и том же месте. Кольбер настаивает на этом в течение двадцати лет, добивается согласия короля. Фюретьер пишет, утверждая это, во «Всеобщем словаре»: «Интендантом назначают обычно не больше чем на три года». Но после смерти генерального контролера Людовик XIV стремится все больше и больше ограничить сменяемость, Ламуаньон де Бавиль сидит в Монпелье тридцать лет (1685–1715), время целого поколения! Отныне назначенный комиссар станет не только представителем центральной власти, но и человеком своей провинции. Оставаясь законным представителем правительства, он становится, в силу обстоятельств, защитником местных интересов. Если этот новый характер деятельности не берет верх над первоначальной миссией, интендант сохраняет большую свободу действий: она пропорциональна расстоянию, которое отделяет его удаленную провинцию от Версаля.
Интенданты, которых всего тридцать один человек и которых знает Его Величество — и это усиливает династический характер профессии, — общаются преимущественно с главным министром их ведомства.
Он их информирует о том, что хочет король, поощряет их и поздравляет, отчитывает их или дает им взбучку. Вежливость, принятая в королевской администрации, может сочетаться с непринужденностью в обращении. Можно судить о ней по переписке между маркизом де Лувуа и Лепелетье де Сузи, интендантом в Лилле (1668–1683). Клан Летелье покровительствовал семье этого интенданта, и это, вероятно, придает их переписке более персональный и непосредственный характер. Летелье, маркиз де Лувуа, перед которым трепещет вся Европа, может свободно написать своему корреспонденту: «Я полностью Bain». Вместе с тем он его обременяет всякими поручениями. Однажды министр попросил де Сузи прислать ему гвоздичную рассаду и яйца фазана; в другой раз Лувуа захотел, чтобы ему доставили кур или индюшек, три мотыги, коров и даже быка. Политические соображения перемежаются в письмах с новостями о личных делах. Так, например, когда Сузи жалуется на приступ подагры, министр ему холодно отвечает: «Есть верное средство, чтобы избавиться от этого недуга: меньше увлекаться женщинами»{225}.
На самом деле существует еще много других причин, кроме альковных утех, вызывающих подагру, эту весьма аристократическую болезнь при старом режиме: достаточно устраивать много приемов, чем как раз и занимаются Лепелетье де Сузи и его тридцать коллег. Короче, подагру можно было бы считать профессиональной болезнью. Поддерживать престиж короля входит в обязанности интенданта, так же, как и его соперника — губернатора. Происхождение интенданта (часто он из судейской аристократии), его состояние, его жалованье (интендант в Монтобане получает 18 000 ливров), его личные качества дают ему возможность расшевелить провинциальное дворянство, привлечь к себе купечество и финансистов, внушить уважение народу. Помре, назначенный в 1689 году первым интендантом в Бретани, был выбран королем, потому что был светским и дипломатичным человеком. Его преемник, Ферран (1705–1715 гг.), был хлебосольным, держал прислугу, достойную герцога и пэра. У этой нарождающейся администрации был другой размах, нежели у префектов XIX века.