Люфтваффельники
Шрифт:
Слушая «приговор» несговорчивого доктора, у меня неожиданно потекли непроизвольные слезы. Да-да, самые настоящие слезы. Вот ведь дела непонятные?! Не помню, когда в детстве в последний раз плакал, а тут раскис как кисейная барышня. Мечту отбирают. Мечту детства о небе! Обидно! Столько вынести, столько выстрадать и запороться на каком-то насморке?! Зачем мне все это, если небо закроют…
Док неожиданно замолчал и задумался. Затем тяжело встал из-за кресла и, сунув мне в руки марлевую салфетку, брезгливо пробурчал.
— Так, воин, ну-ка утри мокроту. Развел тут розовые сопли как, манерная девочка-старшеклассница на третьем месяце беременности…
— Угу.
— Желудок крепкий?
— Нормальный был… вроде… до бигуса…
— Понятно. Выпишу тебе 40-к уколов бицелина. Вещь болезненная и колется по специальной программе. Дрочи жопу, летун, сидеть долго не сможешь, даже с грелкой. Хе-хе! А еще и желудок попортим радикально — флору повыжигаем, но это твой выбор. Сам решил, вот и получи … гастрит тебе обеспечен, голуба.
— Я согласен…
— Он, видите ли, согласен?! Я еще не совсем согласен. Согласен он?! Это будет пробный курс. Слезы то вытри, воин… Попутно, физиотерапия — УВЧ, КУФ и прочая электродрянь. Но мы лишь заглушим воспаление, а не вылечим его, понял?! А вот в летний отпуск, чтобы не загубить все, что мы тут наворотим, поедешь на море… ох, знахарщина средневековая, прости Господи… Итак, летом едешь на море. Слышишь меня, курсант? На море!
— Ага, на море.
— Берешь в прокат лодочку и отплываешь как можно дальше от берега. Там — подальше от берега… но тоже, смотри не увлекайся, без фанатизма, а то пограничники арестуют или в Турцию уплывешь…а на допросе скажешь, что дядя доктор научил?! Итак, далеко от берега, набирая морскую воду в ладони, втягиваешь ее в носоглотку, промывая воспаленные пазухи. Процедура очень противная, предупреждаю. Будешь и чихать, и плакать и возможно, блевать… все может быть. Но, пазухи промоешь знатно. Столько дерьма вылезет, сам удивишься. Соль, йод и прочие микроэлементы морской воды — вещь весьма пользительная. Однако не вздумай эту процедуру проводить у берега или на пляже, где все отдыхающие ссутся в море, аки в туалет общественный. У берега вода соленая исключительно от человеческой мочи, гы-гы, усек?! А то такое воспаление с моря привезешь, череп придется рассверливать и распиливать вдоль и поперек, все понял?!
— Понял.
— Фиг с тобой, иди в палату, готовься. Через час первый укол. Гы-гы, извращенец. Я давно знал, что авиаторы все как один мазохисты. Мде… Летать ему видите ли…
Пока я выходил из кабинета ЛОРа, огромный подполковник улыбаясь в усы, мурлыкал песенку.
— Бабочка крылышками бяк-бяк-бяк, а за ней воробушек прыг-прыг-прыг… Он ее голубушку, шмяк-шмяк-шмяк, да и шмыг-шмыг-шмыг…
Только устроился в палате, познакомился в соседями, как пришла симпатичная медсестричка с очаровательной улыбкой и задорной хитринкой в карих глазках. Пока я снимал пижамные штаны и блистал остроумием, мне всадили первый укол. Мама дорогая, как же больно?! А впереди еще 39-ть! Какой кошмар и тихий ужас!
Разовых шприцев тогда еще не было. Иголки тупые многоразовые, гнутые. Иголки кипятились минут по 40-к вместе со стеклянными шприцами. Сами уколы как битое стекло. Я скрипел зубами, стонал и лез на стены. Грелки и «сетки» из йода не помогали.
А еще, несомненно, незабываемо-приятная вещь, что уколы из этой серии ставились с интервалом в 6-ть часов — по четыре укола в сутки. И неважно, день это или глубокая ночь.
И так все 10-ть дней. Полный восторг, а куда деваться?! Иначе проколы носовых пазух и фото персональной черепушки в рентгеновских лучах — надежный шлагбаум для летной работы.
Десять дней непрерывной экзекуций наконец-то закончились и меня выписали из госпиталя с абсолютно чистым носом и со строгим напутствием — держать ноги в тепле и носить кучу носовых платков. Плюс, навсегда забыть, как втягивать воздух вовнутрь носа при любом насморке. Неважно, при сильном, слабом или просто при первых робких намеках на насморк. Только наружу и никак иначе. И на море, на море, касатик, при первой же возможности…
Вернувшись в казарму, попал на «чистый четверг» — рота пошла в баню. В предбаннике, раздевшись, слышу гомерический смех наших охламонов из 45-го классного отделения. Парни просто катаются, глядя на мою задницу. При этом отпускают шуточки далеко за гранью приличия. Вывернув тело и вытянув шею, увидел на двух «булочках» точечки — следы от уколов, которые выстроены в виде двух «восьмерок».
Понятно! Лежал в госпитале в канун 8-го марта, а медсестрички из ЛОР-отделения развлекались, передавая меня по смене. Опять же, на дворе 1988-й год… И в результате, девчонки накололи на моей заднице своеобразную татуировку в виде двух цифр «8»! Мде, одно радует, что уколы рассосутся и эти следы исчезнут. Вот, блин, проказницы!
Тем не менее, пару месяцев меня дразнили: «88-й!» Дразнили, пока из госпиталя после воспаления легких не вернулся наш сокурсник с «татуировкой» на волосатой попке в виде забавного «солнышка». Естественно, у меня сразу же появилась достойная замена, гы-гы. Ой, девочки! Ну, шутницы!
з. ы. В текущий летний отпуск съездил в Одессу к Лешке Чернухину, который добросовестно протаскал меня по наиболее чистым пляжам города и его ближайших окрестностей, где я скрупулезно выполнил все рекомендации звероподобного ЛОРа. Выполнил в точности и со всей тщательностью.
Было противно, аж, жуть! Наревелся вдоволь, наплевался, насморкался от души, но полученный результат превзошел все ожидания. На протяжении долгих лет ни одна строгая мед. комиссия никогда не имела претензий к рентгеновскому снимку моей черепушки в целом и к носовым пазухам в частности.
з. з.ы. а на встрече с сокурсниками, нет, нет, да проскочит шутливая реплика: «88-й, гы-гы!»…
89. Спиртосодержащее
— Сань, вставай, спирт будешь?!
Нехотя разлепив веки, и хаотично цепляясь за нежные объятия Морфея, в темноте спального помещения казармы 4-й роты, я различил очаровательное личико курсанта Копыто с его фирменной лошадиной улыбкой в 32 зуба и глазами навыкат, что у лягушки-путешественницы в момент взлета.
Витя энергично тряс мою койку с такой впечатляющей амплитудой, что Петрович, спящий на верхнем ярусе, обреченно болтался под потолком казармы, отчаянно цепляясь пальцами рук и ног за панцирную сетку кровати, рискуя вылететь в открытое окно, с простыней вместо парашюта.