Люпофь. Email-роман.
Шрифт:
Лёшка, родной, когда же я стану Домашневой??!!
Милый, любимый, счастье моё, до завтра! Буду думать, мечтать, готовиться! Ты и только ты в моих мыслях!
Влюбилась я в тебя по уши и каждый день благодарю Бога за то, что он мне подарил тебя! Без тебя я не смогу — люби меня! А я люблю тебя безумно!
Прошу тебя — НЕ РАЗЛЮБЛИВАЙ меня! Я этого не переживу!
Спасибо за то, что ты есть и что ТЫ СО МНОЙ! Я этого не достойна, но, поверь — стараюсь, пыжусь изо всех сил, дабы ты был счастлив!
Прости, Лёшка! Да, я маленькая дурочка и тебе придётся любить меня такую — неопытную, детскую, циклическо-неоднородную (?!), воображалу, забитого зверька, тонкую, чуткую,
Ты всегда СУПЕР, ЛУЧШИЙ, САМЫЙ-САМЫЙ!!!
Целую тебя в губы, а Васю — ВСЕГО-ВСЕГО! Как бы я сейчас хотела вновь увидеть и тебя, и ЕГО, впустить вас обоих в себя!!!
Твоя девочка-шалунья.
P. S. Лёша! Милый! Давай всё же встретимся и завтра! Я уже смертельно соскучилась, не убивай меня! Подари мне завтра день с тобой и себя! Пожалуйста! Умоляю!!!
Глупенькая.
Моей Алине, 8 июня, 23–15 (И я твой!)
Алинка, я так невероятно счастлив, что мы снова вместе! Чем больше (дольше) мы будем вместе, тем дольше (больше) продлятся наши счастливые дни…
Алина (это серьёзно), наши отношения (да чего уж там — любовь!) вступают (ет) в такой фазис, что мы или разлетимся на разные орбиты, или уж так накрепко и навечно сольёмся в объятии, что…
Люби! Люби меня!! И — прощай мне всякие мелкие глупости!
Я хочу быть с тобой ДО СВОЕЙ СМЕРТИ. А там — посмотрим… Короче, я начинаю подозревать, что я УЖЕ НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ ЖИТЬ…
Желаю тебе — будь со мной. Будь со мной всегда. Будь со мной счастлива. Будь со мной всем назло. Будь со мной, даже если тебе не будет хотеться быть со мной. Будь со мной ВСЕГДА.
Я сегодня тоже терял сознание во время нашей близости! Я и сейчас ВЕСЬ в тебе! Ты чувствуешь?!
И ещё признаюсь (смейся, смейся!), почему я сегодня утром так долго не выходил из вагона: я — плакал. Да, я когда увидел в окно, как ты (такая красивая, родная, соскучившаяся!) стоишь на перроне — у меня сладкий ком к горлу подкатил…
Целую в лицо, в живот, в… Далее — везде!
Твой и только твой навеки!
Алексей.
P. S. К чёрту все дела! Завтра мы обязательно встретимся — в 14–00 ТАМ. Приготовься: мы не вылезем из постели до самой ночи! ЗАЦЕЛУЮ! ЗАЛАСКАЮ! И так будет ВСЕГДА и ВЕЧНО!!!
4. Релаксация
Назавтра случился пренеприятный инцидент.
Дарья Николаевна пришла из своего лицея к обеду, когда Алексей Алексеевич ещё только собирался на свидание. Они с Алиной по телефону уговорились встретиться в городском парке у колеса обозрения и поначалу погулять, поесть мороженого, а уж потом пойти и нырнуть в постель. Домашнев, как всегда молча, собрался-оделся, буркнул: «Я в университет…» — и вышел. Для конспирации и на всякий случай поспешил к парку не по прямой, а обходными путями. Прокружил по двум улицам, всё время оглядываясь — хвоста, слава Богу, не было.
Он увидел Алину ещё издали: в её любимых коротких брючках-штанишках чуть ниже колен (никак не мог запомнить — бриджи, что ли?), светлой маечке-топике, не столько скрывающей, сколько подчёркивающей грудь; пупочек всем ветрам и взглядам открыт, против моды — без украшений-висюлек (Алина в этом отношении была реликтом — не курила ни табак, ни травку, тату и пирсинг не носила, матом прилюдно не ругалась; признавала только две поколенческих фишки — пиво любила и пила на ходу прямо из бутылки да жевательную резинку могла перетирать часами, выдувая с причмоком дурацкие пузыри). На лице Алины, как только увидела Домашнева, привычно засветилась
Но вдруг улыбка слетела с её губ, глаза сузились, взгляд скользнул куда-то мимо Алексея Алексеевича, за его плечо. Он, ещё не обернувшись, мгновенно понял: облом! И точно, к ним приближалась размашистым шагом Дарья Николаевна (да как же она выследила?!), лицо её полыхало — хоть прикуривай. Это случилось в первый раз, чтобы она увидела-застала их с Алиной вместе. Домашнев струхнул: ну всё, сейчас жена прямо с ходу вцепится в волосы девчонки и начнётся бесплатный цирк — народу-зрителей в парке, несмотря на будничный день, было предостаточно. Однако ж Дарья Николаевна в метре от них остановилась, словно наткнулась на невидимую стену, протянула руку к Алине, как бы пытаясь схватить за плечо, но лишь неуверенно, как-то нелепо помахала ею в горячем воздухе, то ли грозя, то ли просто жестикулируя, спросила почти в полный голос:
— И не стыдно? Не стыдно, я спрашиваю — вот так свидания устраивать прилюдно?
На них заоборачивались. У Домашнева притиснуло сердце. Но не от этого, не от скандальной позорности ситуации, а от того, что губы Дарьи так жалко, по-детски дрожали и кривились. Он даже испугался, что сам сейчас заплачет от жалости, стиснул зубы, ухватил жёстко, почти грубо упорно молчавшую и всё так же нелепо лыбящуюся Алину за локоть, потащил прочь, к выходу из парка в сторону моста. Через полсотни шагов обернулся — Дарья стояла на том же месте и смотрела им вслед. Алина шла-поспевала за ним молча и покорно.
Только много позже, уже в постели, уже после полного утоления телесного голода, они заговорили об этом, и дело чуть не дошло до ссоры. Алина заявила, что силы её на пределе, что она устала встречаться тайком и чувствовать себя «воровкой», что он должен наконец что-то придумать, что так дальше продолжаться не может… Еле-еле Алексею Алексеевичу удалось спустить разговор на тормозах, казалось бы, уверить-убедить Дымку не гнать лошадей, потерпеть, как уговаривались, до Рождества…
Они встретились и на следующий день, и совсем по-прежнему, ненасытно, неистово и сладко любили друг друга. Особенно возбуждённой была Алина. Одна из её придумок особенно покорила Домашнева — Алина дополнила-обострила ею, как она сама выражалась, «старую добрую классику»: как только он входил в неё, Дымка тут же проникала язычком в его ухо, в самую глубину и начинала параллельно такое вытворять, что Алексей Алексеевич терял чувство реальности и переставал порой понимать, кто из них «входит», а кто «впускает», кто «любовник», а кто «любовница»… И потом, в минуты релаксации, лезли ему в голову вязкие ненужные мысли насчёт того, что очень уж Алина для своих 20-ти лет и скромной «чашкинско-сексуальной» практики опытна и раскованна в постели…
Через пять дней после приезда и каждодневных бурных встреч с Алиной Домашнев почувствовал, что если не даст себе (и своему Ваське!) передых — вполне может во время очередного свидания опарафиниться. Да и дел накопилось невпроворот — заседание кафедры надо было готовить, на огород съездить… Договорились с Алиной сделать 13-го июня «выходной». Тем более, и по календарю это было воскресенье.
Эх, если б знать Алексею Алексеевичу, какой роковой ошибкой это аукнется!
В этот день дома у Алины сломался-отключился телефон (вот и не верь после этого в приметы и знаки судьбы!), так что ни позвонить, ни в Инет выйти так просто она не могла. Но всё же в половине третьего дня прислала Домашневу пространный мэйл с городского Интернет-центра: