Люс-а-гард
Шрифт:
— Ах, вот как он это себе представляет? — неприятным голосом заметила свирель.
— А что плохого? У тебя будет множество поклонников, ты сможешь выбирать, на братце Туке свет клином не сошелся. А ванну мы тебе как-нибудь переправим. Почему бы тебе не пожить в монастыре несколько лет?… В свое удовольствие?…
Тут лицо певицы так исказилось, что Люс отступила на шаг назад.
— Несколько лет? — с неподдельным ужасом спросила та. — Да я же форму потеряю!!! Мне с педагогом заниматься надо! У меня же конкурс на носу! Я же про-ва-люсь!!!
— Какой
Она честно забыла все, что ей толковала о будущем всемирном Илона Драйзер.
— Как это — какой конкурс? Ничего себе! Конкурс — только один! Люс, я тебе клянусь чем хочешь — если я провалюсь, то покончу с собой! — решительно заявила свирель. — Ничего себе придумали — монастырь и церковный хор! Мне бешеные деньги обещают Ла Скала и Метрополитен-опера! А я запрусь в монастыре и буду отрабатывать рулады для двух десятков богомольцев! Прелестная перспектива для трехкратного лауреата!
— Выходит, победа на конкурсе для тебя важнее? — не веря своим ушам, спросила Люс.
— Это же дело всей моей жизни, — Свирель даже посмотрела на Люс свысока, словно на малое дитя, еще не понимающее таких высоких материй.
— А кто ревел в больничном саду? — ядовито поинтересовалась Люс. — А кто рыдал в номере-супер-люкс над кучей золотых медалей? А на кого не обращал внимания поганый концертмейстер?
— Рыдать я буду еще не раз, — мужественно пообещала Свирель. — Ты, наверно, просто не представляешь, как это бывает внутри, когда ведущий говорит: «Первое место присуждается…», делает паузу и называет твое имя! Ты не слышала, как дребезжит хрусталь на оперной люстре от аплодисментов!
— Можно подумать, ты слышала… — буркнула Люс. — А что такое победа, я знаю. Я все-таки А-Гард Шестнадцатая.
— А что такое А-Гард? — высокомерно спросила Свирель.
— А что такое «Серебряная Свирель»? — со всей возможной взаимностью спросила Люс.
Действительно — для каждой из них титул собеседницы был пустым звуком.
Свирель резко развернулась и направилась к мельнице, к тому самому пруду, куда Мэй добрым апперкотом опрокинула Черного Джека. Но она не принялась сразу же набирать код на браслете — и это обнадеживало.
Ничего не понимая и кляня женскую логику, Люс отправилась разыскивать Томаса-Робина. Она была полна решимости этой же ночью покончить со всеми проблемами, благо за пазухой лежал подарок Мэй.
Стрелки приводили в порядок снаряжение, а Томас-Робин, Черный Джек, Малютка Джон и еще несколько человек сидели на корточках у костра и пальцами рисовали какой-то сложный план по земле и золе.
— Десять человек во главе с Джеком встанут вот здесь, — сказал вожак и положил на золу камушек.
— Подальше, — поправил Джек. Он воткнул а золу веточку и положил камушек за нее.
— Опять решил выдернуть первого всадника петлей из седла? — сердито спросил Малютка Джон. — Опять будешь меня уговаривать, чтобы я висел на этих проклятых веревках и держал твоих удавленников?
— Мы же не за шею их выдернем! — воскликнул Джек.
Люс,
— А, это ты, парень, — обернулся к ней стрелок. — А мы тут замышляем проучить малость лорда Блокхеда. Давно напрашивается! Ребята додумались, как его выманить из замка.
— А ну, выкладывайте, — потребовала Люс, вспомнив, что когда-то всерьез увлекалась средневековой фортификацией.
Она подсела к костру, и ей изложили план — достаточно простой даже для лесной ватаги. Люс, подумав с минуту, протянула руку к соседнему кусту и сломала пригоршню мелких веток. Переставив на поле боя все камушки и повтыкав куда следовало ветки, она придала замыслу стрелков подлинную элегантность. Томас-Робин уставился на нее во все глаза.
— Чем больше узнаю тебя, тем больше обнаруживаю в тебе знаний и способностей, — удивился он. — Откуда это? Что у тебя за странный ум? В каких монастырях учат таким тонкостям?
Восхищение в его глазах относилось пока что не к женской прелести Люс, а к ее интеллекту. Ни малейшего проблеска мужского интереса в фиалковых глазах Люс не обнаружила. Это задело ее. Задело настолько, что она решила во второй раз включить аппарат.
Вторичная обработка произвела мгновенное чудо.
— Ну, молодцы, спать! Завтра мы выступаем еще до рассвета! — приказал вожак. — Энтони, проверь, у всех ли полны колчаны стрел. Если нет — дай растяпе по уху и вели ему взять у меня с десяток. Я что-то многовато подобрал их сегодня. И чтоб никакой обиды мельнику! Хватит с него на сегодня. А то однажды возьмет да и выдаст нас шерифу. Такие случаи уже бывали. Я не хотел бы во второй раз штурмовать ноттингемскую тюрьму.
— А ты? — спросил Черный Джек, немедленно заворачиваясь в зеленый плащ и укладываясь вместе с другими стрелками возле прогоревшего костра.
— А я посовещаюсь с нашим другом, — загадочно ответил вожак. — Если парень знает военное дело не хуже лорда, который двадцать лет прослужил королю, то беседа с ним может быть очень поучительной, ты не находишь?
Джек, знавший тайну Люс, пожал плечами, как бы говоря этим — знаю я, о каком военном деле вы собрались рассуждать на ночь глядя. Но он ни сказал ни слова, потому что слово вызвало бы у ватаги ненужный интерес. Он только посмотрел, отвернулся и улегся спать.
Робин— Томас, обняв Люс за плечи, повел ее прочь от угомонившейся мельницы, к лесу.
— Послушай, Том, я что-то не пойму, — сказала Люс. — Как же тебя все-таки зовут? Ты действительно Робин Гуд, или все-таки Томас Тернер? Только не обижайся, я ведь из далеких краев. О ватаге Шервудского леса мы только всякие истории слышали.
Вожак приосанился.
— Отрадно, что о нас говорят в самой Гаскони, — заметил он. Очевидно, сарацинские земли, вроде Греции или Византии, для него как бы не существовали, во всяким случае, с их мнением он не считался.